Онегин на приеме у психолога - страница 8

Шрифт
Интервал


«Как рано мог он лицемерить,
Таить надежду, ревновать,
Разуверять, заставить верить,
Казаться мрачным, изнывать,
Являться гордым и послушным,
Внимательным иль равнодушным!
Как томно был он молчалив,
Как пламенно красноречив,
В сердечных письмах как небрежен!
Одним дыша, одно любя,
Как он умел забыть себя!
Как взор его был быстр и нежен,
Стыдлив и дерзок, а порой
Блистал послушною слезой!
Как он умел казаться новым,
Шутя невинность изумлять,
Пугать отчаяньем готовым,
Приятной лестью забавлять,
Ловить минуту умиленья,
Невинных лет предубежденья
Умом и страстью побеждать,
Невольной ласки ожидать,
Молить и требовать признанья,
Подслушать сердца первый звук,
Преследовать любовь, и вдруг
Добиться тайного свиданья…
И после ей наедине
Давать уроки в тишине!»

Я: Настоящий художник, эстет, сумевший «науку страсти нежной» превратить в произведение искусства. При этом трудности на этом пути вдохновляют его на новые «подвиги»:

«Как рано мог уж он тревожить
Сердца кокеток записных!
Когда ж хотелось уничтожить
Ему соперников своих,
Как он язвительно злословил!
Какие сети им готовил!»

И т. д.


Я: Онегин – созидатель и творец культуры любовного ухаживания. И это редкий талант. Часто ли мы можем встретить молодых людей, способных артистично, непринужденно, красиво ухаживать за женщинами? Люди, способные из общения с женщинами сделать праздник, щедро тратят свои душевные силы при любом даже самом мимолетном увлечении, поэтизируют само чувство. И в этом их вклад в любовь и красоту мира.

Алексей: Но ведь заводить случайные любовные интрижки аморально!

Я: Онегин своим нравственным чувством довольно быстро это понял; понял, что превращается в «светскую» обезьяну.

«Нет: рано чувства в нём остыли;
Ему наскучил света шум;
Красавицы недолго были
Предмет его привычных дум;
Измены утомить успели;
Друзья и дружба надоели.»

И т. д.


Я: Конечно, рано или поздно душевный ресурс любовных увлечений должен был иссякнуть. Богатая натура Онегина не выдержала соревнования с бездушным светским обществом, высасывающим всю энергию, даже подобие искреннего чувства, и давая взамен лишь пошлую игру в это чувство.

«Ничто не трогало его,
Не замечал он ничего».

Я: Онегин так и остался со своим внутренним одиночеством, перестав верить в возможность личного счастья. Самое главное – он не верил, что вообще способен любить: