Клянусь чем хотите, но что такое «экспрессия», для того казарменного «филолога» самая страшная «военная тайна». Само слово красивое. А звучит то как! Не слово, а музыка! Экс-прес-сия! Ляпнул такое слово где-нибудь в тему или не в тему и прослыл образованным человеком.
– Они ещё тобой покомандуют, Баранов. Покомандуют! Ты ещё здесь? Ну всё. Прощай!
Баранов, собрав нехитрые пожитки в старинный бесформенный чемодан с ободранными уголками, скрылся за входной дверью казармы.
– Вихрев, три. Голубев, пять! Ни фига себе. Орёл, а не Голубев! Где Голубев? Ты, Голубев?! Фамилию менять надо, Голубев. Ты же орёл! Математику – и на пять, надо же! Ну, череп! Ну, гений! ЭВМ «Электроника», во как! Ну, прям Софья Ковалевская! Я и то… только на три в своё время сдал. Со шпорой, да…
Пока лейтенант мечтательно закатывал глазки, с явным удовольствием вспоминая дела давно минувших лет, нам оставалось стоять в пока еще непривычном строю и, перетаптываясь с ноги на ногу, томиться в нервозном ожидании. Вот так бесконечно долго продолжалась наша моральная пытка.
В зависимости от озвученных результатов, кто-то из абитуриентов, не сдержав эмоций, сдавленно всхлипывал и уходил собирать вещи. Кто-то, молча, сжимал кулаки «на удачу». Кто-то закатывал глаза и счастливо улыбался. Оставшиеся в неведении, затаив дыхание, с тревогой и волнением ждали оглашения своих экзаменационных оценок.
– Петровский, два!
– Ууу-рааааа!!!
Строй вздрогнул. Такой реакции на «приговор» не ожидал никто.
Обалдевший от неожиданной реакции абитуриента, лейтенант несколько раз заглянул в оценочную ведомость на предмет выявления ошибки. Но происходило нечто необъяснимое: абитуриент Петровский ликовал!
Петровский – высокий, хорошо сложенный парень из Москвы с явно интеллигентскими замашками, ломая строй с восторженным улюлюканьем, метнулся в спальное помещение за сумкой. Попутно он выкрикивал в адрес офицера все, что о нем думает! Включая конец бездарного жизненного пути в стандартной конструкции из неструганных осиновых досок. И что характерно, обязательно в белых тапочках фирмы «Адидас».
Настроение у всех, за исключением заметно побагровевшего лейтенанта, резко улучшилось. В строю раздался задорный свист и аплодисменты.
Петровский выскочил на центральный проход казармы, именуемый «взлёткой» и остановился. Он театрально раскланялся. Поблагодарил за внимание. Пожелал терпения и удачи всем остающимся в заповеднике законченных моральных уродов, в котором дебильные клоуны каким-то немыслимым образом возвышены до ранга «отцов-командиров». А затем, набирая ускорение, побежал к выходу, задорно размахивая модной спортивной сумкой с заграничной надписью и с множеством кармашков на пластиковых молниях.