Вот какова была праведность современных Христу фарисеев, и за эту праведность изрек им Господь Свой справедливый приговор: Змии, порождения ехиднины! как убежите вы от осуждения в геенну? (Мф. 23, 33).
Обратим теперь свое внимание на мытаря и посмотрим, с каким настроением он пришел в храм и о чем молился.
С поникшей головой, с опущенным взором, бия себя в грудь, стоял мытарь у входа в храм и очей своих не смел поднять к небу. Тяжелый камень на сердце принес он с собою в храм. Здесь, у входа в Дом Божий, он с трепетом и ужасом ясно осознал, как много он нагрешил, сколько горя причинил он людям своими несправедливыми поборами, сколько слез было пролито через него. Одна картина тяжелей другой возникала в его воображении.
Ему представлялась семья бедняков, с которых он взял государственных податей почти вдвое больше, чем следовало. Осталась семья без всяких средств к жизни. Последний динарий подал ему отец семейства дрожащею рукой и ничего ему не сказал – только жалостно взглянул на своих малолетних детей, – и две крупные слезы покатились по его изможденным щекам. Мытарь видел эти слезы… О эти слезы! Нестерпимым огнем они жгли теперь сердце мытаря.
Перед умственным взором мытаря вставала и другая, не менее тяжелая картина. Ему вспомнилась низенькая убогая хижина. Одинокая больная вдова жила в этой хижине. Мытарь застал ее на одре болезни. Уже несколько недель не вставала она с постели. Добрые соседи по временам приходили и ухаживали за ней.
Больная ничего не могла дать мытарю и умоляла его подождать за нею долг до ее выздоровления. Никаких денег у нее не было. Только несколько драхм лежало у ее изголовья: одна посетительница принесла их на питание ей и на лекарство. Увидел мытарь эти деньги и поспешил их забрать, не обращая внимания на слезную просьбу больной пожалеть ее, оставить ей эти деньги.
Он ушел с деньгами и только слышал за собой, как жалобно застонала больная вдова. И этот стон не переставал звучать в его ушах, ни днем ни ночью не давал ему покоя. Под тяжестью накопившихся грехов совесть мытаря вдруг заговорила с такой мучительной силой, что он нигде не находил себе места.
Удрученный, морально измученный, вошел мытарь в храм, остановился у входа его и, бия себя в грудь, повторял: Бо́же, ми́лостив бу́ди мне гре́шнику