– Разрешите?
– Проходите, товарищ Кобзев.
Генерал‑лейтенант КГБ Подгорных почти
не изменился. Все тот же светло‑серый пиджак, привезенный им в 69‑м
из Женевы – «или не тот, больно хорошо выглядит», подумал капитан,
«кто его знает, может, он десяток таких костюмов приволок»; две
сигареты в пепельнице у правого локтя – их всегда было либо две,
либо три, и никому не удавалось засечь момент, когда в пепельнице
была только одна сигарета, равно как и увидеть сам процесс
генеральского курения. Злые языки судачили, что Подгорных
просто‑напросто, уходя, оставляет в пепельнице одну сигарету, а
пепельницу прячет в сейф, подальше от уборщиков.
И все тот же тяжелый, холодом
пробирающий душу взгляд.
Зато второго присутствующего в
кабинете капитан увидеть никак не ожидал.
Конечно, официальных причин, по
которым генерал‑майор ГШ ГРУ Богданович не мог оказаться в кабинете
высокопоставленного кагэбиста, не существовало. В конце концов,
одно ведь дело делаем, общее. Но каждый чуть по‑своему. И все дело
в этом самом «чуть».
Да и не полагается вообще‑то знать
капитану, кто именно этот сухопарый генерал‑майор с ранней сединой
в висках. Чистая случайность, что именно ему поручили тогда в
очередной раз проверить личные дела сотрудников одного зарубежного
посольства. Тщательно проверить.
Тогда Богданович был еще только
полковником.
– Мы тут с товарищем
Богдановичем изучали представленные вашими подопечными материалы.
И, приходится признать, сочли себя не совсем компетентными в данной
области.
Ну, еще бы, подумал Кобзев, тут даже
тучные стада экспертов не помогут, потому как та теория, на которой
проект, собственно, и базировался, мимоходом обрушивала парочку
других, почитавшихся ныне основополагающими. А какой же ученый
будет рубить тот сук, на котором сидит? Только такой псих, как
Дробов.
– Самих товарищей ученых мы
решили не беспокоить, – продолжил Подгорных. – Поэтому
пришлось вызывать вас, товарищ капитан. Вы, так уж получилось,
единственный, кто может лично растолковать нам суть проводимых в
институте разработок. Ну, и при этом ответить на ряд вопросов уже
нашей с вами специфики.
– Я только прошу меня заранее
извинить, товарищ генерал, за допущенные неточности, – сказал
Кобзев. – Все‑таки я не физик и в детали проекта вникаю в той
мере, в какой это требуется для проводимых мною мероприятий.