Позже она мне рассказала, что была замужем. Муж – тоже художник, творческая личность. Года полтора как он – то ли сбежал с одной из своих «муз», то ли спился окончательно, забыв о жене, доме, сыне. Сыну – шесть лет, скоро в школу. Пока им бабушка занимается, но нужен и мужчина в доме. Она старше меня лет на пять-шесть. Разве это разница!
Она – моя богиня, моя Афродита! Как она красива – стройное тело зрелой женщины увенчано копной светлых волос, линии его текут, плавно изгибаясь, как русло реки, где-нибудь на Валдае. Хочется просто сидеть на берегу и бесконечно любоваться этой «рекой». Или писать и рисовать без передышки, или любить, любить до потери сознания, забыв всё и вся…
Она – нежная, милая. Её большая, полная грудь раскачивается в такт нашим движениям; раскачивается прямо перед моим лицом. Время от времени я ловлю губами то один её сосок, то другой и чуть-чуть прикусываю его зубами, она слегка стонет и ещё сильнее прижимается ко мне.
В ушах у неё небольшие, симпатичные подвески – на длинной золотой цепочке то ли цветок, то ли звёздочка с небольшим, прозрачным камнем в середине. Дизайн их немного подростковый, но, кажется, именно на них я однажды почему-то загляделся, а потом уж на саму хозяйку.
Они, эти подвески, тоже очень здорово раскачиваются в такт нашим движениям. Правда, частота у них – другая. Как известно, частота колебаний зависит от длины подвеса. Чем нить, на которой что-то висит, короче, тем больше эта самая частота. Так вот, подвески эти болтаются как сумасшедшие туда-сюда. И дело не только в том, что они на не слишком длинной цепочке, но ещё и в том, что любим мы друг друга, тоже как сумасшедшие, стремимся друг к другу так, как измученные в жаркой пустыне странники тянутся к воде, на которую, наконец, набрели.
Эта музыка нашей любви длится бесконечно; и, кажется, будет длиться вечно…
И только по утрам она, приняв душ, всё старается слегка припудрить следы наших ночных «битв», чуть устало улыбаясь счастливой улыбкой женщины, которую любят и которая любит сама.
С её сыном вечерами я гоняю в футбол прямо во дворе. Местные бабушки провожают нас своим мудрым взглядом, обсуждая что-то своё.
В один из выходных мы втроём идём в планетарий. Питерский планетарий – это не коровник с дырявой крышей, в прорехи которой заглядывают по ночам звёзды. Планетарий – это, на самом деле, крутая вещь. Туда бы неплохо иногда приходить и взрослым. Санька (так зовут её сына) широко открытыми глазами смотрит на распахнувшуюся, вдруг, на месте высокого, овального потолка бесконечность нашего мира, на бесчисленные звёзды, галактики. Даже взрослого человека, не отвыкшего смотреть и удивляться, эта картина огромной, вечно меняющейся вселенной может потрясти и заставить задуматься о собственной жизни – так ли он живёт, на то ли тратит её – единственную. А что говорить о шестилетнем ребёнке. Он совершенно забыл о нас с Ольгой. Она взяла меня за руку и тихо говорит: