Больше всего он боялся снова увидеть тот особенный мамин взгляд. Когда она так смотрит, он знает – ему опять будет больно или он окажется один в темноте. Он потрогал то место, где стало больно вчера, когда он не захотел с ней идти. Глаза у нее сделались очень сердитые, она крикнула, что он злой. И где-то там, сзади, вдруг стало очень больно. Она так часто ездит в этот дом. Ехать туда надо сначала на автобусе, потом надо долго-долго идти пешком. Иногда она берет его с собой, иногда надолго оставляет и велит никуда не уходить. Там в саду есть странный стеклянный дом, где интересно играть, но только если недолго и не одному. А еще есть домик с дровами, из которых можно что-нибудь вырезать, хотя играть с ножиком ему запрещают. Бывает, что мама не возвращается до темноты. Тогда появляются привидения и воры. И ножик в дровяном сарае становится его единственной защитой. Да еще на полу есть волшебная доска с черным пятном, похожим на глаз. Если стоять на ней и петь «Звездочка, сияй», то его никто не тронет. Раньше мама говорила, что когда-нибудь они будут жить в этом доме, нет, не в стеклянном и не там, где дрова, – а в большом, по соседству, и у него будет своя комната. И все будет как полагается. Так она говорила.
Он посмотрел по сторонам.
Он сидел на верхней ступеньке широкой лестницы, за спиной был пруд с птицами. «Может, все-таки уйти отсюда и самому ее поискать?» – подумал он, но потом вспомнил, что она сказала, и остался на месте. Ступени понемногу остывали. Голос в магнитофоне говорил все медленнее и медленнее, как будто засыпал. В конце концов кнопка подпрыгнула, и тетя на пленке замолчала. Было скучно. Писать хотелось все сильнее, но он не знал, где искать туалет. Живот болел. Сидеть на лестнице надоело. Он хотел пописать и уйти домой.
– Привет.
Он вздрогнул. Перед ним стоял дядя в зеленой одежде. Как у полицейского, правда, другого цвета, но на груди буквы, точно как у полиции.
– Как тебя зовут?
Он не ответил. Мама говорила, нельзя разговаривать с незнакомыми взрослыми, поэтому, опустив взгляд, он уставился на каменную ступеньку.
– Мы закрываемся, всем пора по домам. Где твои родители?
Голос не злой, даже довольно добрый, однако непонятно, что ему ответить. Но и невежливым быть не хочется, а получается, он ведет себя невежливо, и тут он вовсе растерялся. К его ногам упали две большие капли, оставив на камне темные пятна. Потом еще две.