Маршал Фош отличился в первую мировую войну, но запятнал себя организацией интервенции в молодую Советскую Россию. В Париже много памятников военным, воплотивших мемориальную любовь к своим защитникам и завоевателям.
Венки у вечного огня. В реестре наполеоновских побед на стенах триумфальной арки – наши родные города. У Александра Безыменского есть стихотворение, написанное в военном 1944 году:
Я брал Париж. И в этом нету чуда!
Его твердыни были мне сданы.
Я брал Париж издалека. Отсюда.
На всех фронтах родной моей страны…
Оккупация Франции во вторую мировую войну завершилась в несколько дней. По настоянию Гитлера подписание акта капитуляции состоялось в музейном белом салон-вагоне, том самом, в котором в девятнадцатом году маршал Фош диктовал условия перемирия побежденной Германии. В нем в 1940 году Кейтель подписывал акт о безоговорочной капитуляции Франции, а пять лет спустя ему пришлось ещё раз подписывать безоговорочную капитуляцию, уже свою. Оккупанты прошли в Париже под Триумфальной аркой, и Гитлер, помахивая снятой лайковой перчаткой, не удержался пройтись Елисейскими полями.
Тех, кто ушел, никем не заменили,
А тех, кто пал, ничем не воскресишь!
Так, не пройдя по Франции ни мили,
Я проложил дорогу на Париж.
Я отворял парижские заставы
В боях за Днепр, за Яссы, Измаил.
Я в Монпарнас вторгался у Митавы,
Я в Пантеон из Жешува входил…
Можно ли верить в возмездие? По закону исторической справедливости три фашистские дивизии, захватившие Париж, были разбиты затем под стенами Сталинграда.
Движемся Елисейскими полями. Только причем здесь поля? Разве что памятником бережного отношения к названиям. Так называли рощу, через которую проложили затем авеню, ставшую центральным проспектом города. Трудно сознанию, зачатому в сумерках энергетического кризиса, представить зрелище огненной реки, электрического фейерверка с шедеврами рисующего света. Даже одной витрины с набором дежурной необыкновенной красоты казалось достаточно, чтобы поразить воображение. Но их здесь – не одна, а сплошной сверкающий ряд.
Поток машин. Знаменитые рестораны и кафе, иногда с партером наружных кресел. Мраморные столики порой теснят по-воскресному праздничный поток. У кинотеатра «Триумф» небольшая очередь. Но не у касс. У них свободно, там, получая билеты, расплачивается единственный человек. Остальные ждут в стороне, у встроенных в тротуар перил. Тут и там продавцы-арабы стучат о тротуар надутыми разрисованными пластиковыми «шарами» – бревнами. Удар и бревно взмывает над головами прохожих на высоту в несколько этажей. Контрастно с бездумно гуляющей толпой выглядят полицейские. Они по виду – при деле и вооружены до зубов: выпирают из кобуры огромные револьверы, а за спиной и в руках расчехленные винтовки и автоматы.