Он мог отвлечься от перипетий романа, плотно засевшего в его голове с того момента, когда в ней родилась основная идея. Он давно мечтал о дне, когда герои оставят его в покое и хотя бы ненадолго дадут ему возможность не думать о них. К сожалению, найти такой день у него не получалось.
Каждое утро он подстегивал себя воспоминаниями о молодости, когда стремление работать просыпалось раньше него и не оставляло его в течение суток, иногда не давая ему уснуть до глубокой ночи.
В его голове сидели чертики, которые каждый божий день твердили только одно слово: «работай!». И он слушался их. Потому что иначе ощущал себя полным ничтожеством.
Еще не дописав первую главу, он уже заглядывал в самый конец романа, не имея ни малейшего представления о том, как будет выглядеть вся история целиком. И постоянно бил свои рекорды. Ему казалось, что если он не работает хотя бы день (это значило минимум с десяток страниц), то совершает преступление. Это сидело где-то внутри и не давало ему думать ни о чем другом. И уж тем более не давало ему это другое делать.
Гонимый чертиками, он часами просиживал перед пустым листом, чередуя размышления с выпивкой. Иногда это чередование доводило его до такой усталости, что он не помнил ни начало дня, ни его конец.
Но, несмотря на все душевные терзания, поиски идей и хроническое недосыпание, он мог назвать то время лучшим в своей жизни. Ибо именно в то время он написал книги, впоследствии ставшие бестселлерами.
В последние несколько лет похвастаться таким усердием он не мог. Постоянно задаваясь вопросом, что же влияет на продуктивность его работы, он не находил однозначного ответа. Что это было? Возраст? Усталость? Потеря мотивации? Почему раньше он выдавал по три-четыре романа в год, а за последние пять лет написал всего лишь два?
Наверное, возраст. Да, наверняка именно возраст, который и включал в себя такие явления, как утомление и пресыщение. Мысль о том, что свой лучший роман он уже написал, больно била по писательской производительности. И такая мысль не оставляла его. Она мешала ему двигаться дальше.
В молодости он надеялся поднакопить опыт, а потом приняться за создание шедевра. Но годы шли, а мыслей все не хватало. Их он набирал только на дежурные четыреста страниц очередной женской мелодрамы, от которой его самого тошнило. Но где было что-то стоящее? Где та книга, которая поразит всех и, наконец, его признают не только домохозяйки и мечтательные нимфетки, но и критики?