– Вот, Александр Евгеньевич, как просили – мясо русалки! – произнес помощник, как будто всю жизнь играл в драматическом театре самую востребованную роль, в которой по сценарию, он, непревзойденный кумир галерок, громко произносил единственную, но такую роковую фразу: «Кушать подано!».
Шеф взглянул на блюдо и разразился истерическим смехом. Он смеялся запредельно громко, устрашая дьявольской энергетикой: пилотов, бортпроводницу, помощника и грозовые облака. Самолет от страха рухнул в глубокую воздушную яму. Судну понадобилось немало усилий, чтобы выровнять горизонт, расправить крылья и, не отвлекаясь на очередные чудачества хозяина, идти прямо по курсу на Берлин.
– Молодец! Уважил, давай есть твою русалку, – откашлявшись, произнес шеф.
Веник хотел возразить ему, мол, русалка не моя, а ваша, но не посмел. Даже в минуту душевной слабости шеф оставался Чертом. Его боялись, ненавидели, уважали, а некоторые особи женского пола страстно вожделели. Он – водочный барон, олигарх, депутат, работодатель года. В модных глянцевых изданиях – уважаемый, великий и могучий Александр Евгеньевич Чертков, а в быту и за глаза, просто Черт. Он знал, как величают его подчиненные, партнеры, конкуренты, друзья, приятели, и, как будто специально, ежедневно убеждал их в единственно правильном прозвище, которое подходило к его персоне – господин Черт.
В то время, когда Александр Евгеньевич Чертков бороздил усеянное густыми облаками воздушное пространство над любимой родиной, успевая с аппетитом поедать мясо мифической русалки, начальник его службы безопасности на огромной скорости мчался в славный город Приморск. По заданию Александра Черткова, он обязан в кратчайшие сроки разобраться с недостачей «Родненькой», которая странным образом исчезала мелкими партиями на самом крупном складе в Приморске. Черт не любил, когда его водку воровали. Строго следил за каждым литровым детищем. Одного не мог понять Павел Шаман, складом в Приморске руководил двоюродный брат шефа, и вдруг недостача. Странно! Новенький BMW начальника службы безопасности летел, как загнанный зверь, шипы на колесах безжалостно счесывали провинциальный асфальт, углубляя и без того до неприличия огромные дорожные выбоины. Автомобиль в очередной раз подбросило вверх, сердце Шамана неприятно пронзила боль.