Я к его приходу как раз закончил «Авдалу» – обряд прощания с субботой, закончившейся с выходом звезд.
– Итак, – начал он и сам себя прервал, – красота какая – хаваль аль азман! – он подошел к окну. – Всё это надо писать, писать, писать.
– А потом мне – дарить, дарить, дарить, – ехидно продолжил я.
Вместо Иошуа ответил его взгляд:
«Пошел на фиг, на фиг, на фиг!»
Я поднялся с дивана и тоже подошел к окну. Красота была действительно – нечто. Город с его огнями казался отражением звездного неба, которое сегодня было каким-то особенно сумасшедшим. Цепочки огней, бегущих по хребтам, напоминали гирлянды ленточек во время праздничной иллюминации. Это всё были наши поселения, а внизу россыпями голубых бликов плавали арабские деревни. Антенны военной базы на горе Проклятия обозначились темно-красными огоньками. Ишув, который весь лежал у наших ног, светился теплым желтым светом, и было в нем что-то – да простят меня мои единоверцы – от фотографий европейских или американских городов в ночь на Рождество. Улочки, освещенные тусклыми фонарями, струились с пригорков, и высаженные по бокам темные деревья вставали лесистыми берегами.
– Мозги на другое нацелены. Надо остановить этого мерзавца. Хотя бы ценой собственной жизни. Но если останусь жив – напишу Шомрон. Самарию. У меня ведь кроме Шомрона ничего и нет. Семьи нет, друзей – ты да Шалом.
Плюс к мистическим заморочкам и скряжничеству у Иошуа есть еще одна мерзкая черта – он жуткий нытик. Часами может рассказывать, как ему плохо, какой он одинокий, как у него нет денег – все ради того, чтобы его погладили по головке.
– Зато у тебя есть талант.
Я думал, он начнет скромничать или отшучиваться, но он ответил твердо и серьезно:
– Это не я. Это Б-г. Я – инструмент.
– Все мы лишь инструменты.
Иошуа ничего не сказал. Он стоял у окна, худой, в белой кипе, которая удивительно шла к его смуглоте, с заостренными чертами лица, чертовски смазливый, и мне ужасно захотелось, чтобы он остался жив и «написал Шомрон».
Потом он резко повернулся ко мне, живость в карих глазах вновь сменилась чернотой.
– Я пришел обсудить список, – объявил он.
– Какой список? – спросил я.
– Возможных кандидатов.
– Кандидатов на что? – спросил я.
– На предательство. Дай кофе.
– На ночь кофе вредно, – возразил я.
– А утром я его не пил. Воды горячей не было.