Аджей заинтересованно посмотрел на него и ответил:
— Наши разведчики не бегут. Они узнают все, что могут, и
только после этого отступают. И если Ируг говорит, что в войске
султаната не менее пятнадцати тысяч всадников, из которых не менее
пяти — тяжелые сипахи, если он говорит, что у них
двадцать пять тысяч пехоты при ста орудиях, из них
десять — это стрелки ени чиры... Он говорит правду.
— Я безмерно за вас рад, господин Аджей, — вновь
раздался в шатре сухой голос Бергарского, — раз вам
служат такие умелые разведчики. Что касается вашего
вопроса — вашего и пана Ясменя, то скажу следующее: в
крепости должен остаться гарнизон. Да, в крепости останется
смешанный гарнизон — я соглашаюсь с доводами великого
князя и готов объединить силы с рогорцами... Для защиты Барса
необходима минимум тысяча бойцов, а лучше полторы — чтобы
сумели хотя бы на день задержать мамлеков. Если так, то большая
часть объединенного войска спасется, мы отступим к Лецеку и уже там
сядем в осаду, запасшись порохом и провизией. Дальше как повезет.
Успеет король с гусарами и шляхтой — хорошо.
Нет — так пусть хотя бы займет горный проход.
— Очень интересно, — с издевкой сказал
Аджей, — а кто же тогда останется в крепости? Не мне ли и
моим людям вы предлагаете мученический венец во имя общего блага? А
может, сами? Помнится, у вас богатый опыт успешного сидения в
осаде!
Глаза Бергарского гневно блеснули, но прежде, чем он что-либо
ответил, Торог спокойно произнес:
— Останусь я. Со мной добровольцы с обеих сторон и равным
числом, но не менее полутора тысяч.
— Нет!!! — одновременно воскликнули Аджей и
Бергарский, однако Торог жестом остановил их возмущение.
— Я все решил. Только мне подчинятся как стражи, да и
прочие воины Рогоры, так и шляхетские хоругви. Конечно, мне
пригодилась бы помощь авторитетного, благородного пана...
Пан Ясмень, молодцевато выпятив грудь, подался вперед, оставив
позади застывшую в нерешительности шляхту:
— Князь, для меня будет честью вместе с вами принять первый
удар врага.
Торог одобрительно кивнул, после чего развернулся к Аджею,
собравшемуся было что-то возмущенно воскликнуть:
— Брат, это мой долг перед отцом. Перед его памятью...
В последних словах князя прозвучало столько боли, что проняло
всех находящихся в шатре. Зять великого князя сдержался и лишь
коротко кивнул, однако его лицо посерело так, будто молодой мужчина
разом постарел лет на пять. Возможно, потому, что именно в этот миг
груз ответственности за судьбу Рогоры окончательно лег на его
плечи.