Ошалевшие от боя и неожиданного спасения молодые воины меня,
кажется, просто не услышали.
— Кто вас вел?! Кто командир?!
Ближний ко мне страж с трудом размыкает запекшиеся губы,
поначалу он издает лишь невнятный хрип и, уже прочистив горло, еле
слышно произносит:
— Полковник Руга.
Сердце будто зависает в воздухе, в груди ощущается лишь
глубокая, всеобъемлющая пустота:
— Где?!
Парень указывает направление окровавленной саблей. Соскочив с
коня, со всех ног бросаюсь к распластавшемуся на земле отцу,
которого просто не разглядел из-за туши свалившегося рядом
коня.
— Папа!!!
Старый вояка с глухим стоном разлепляет веки и обращает в мою
сторону мутный взор. Жив!
Лихорадочно осматриваю отца на предмет ран, но кроме посеченного
панциря и нескольких неглубоких порезов ничего критичного не
замечаю. Глаза вдруг застилает белесая пелена, растерявшись в
первое мгновение, я не сразу понимаю, что это слезы. Слезы
счастья...
Мое внимание отвлекает яростный рев и дикий визг лошадей:
каким-то чудом группа из трех заурцев умудряется прорваться сквозь
плотное кольцо стражи. Они нахлестывают коней, стремясь как можно
скорее сбежать с места схватки.
Ну как же...
— Живьем! — успеваю выкрикнуть команду, одновременно вскидывая
самопал.
Гулкий хлопок выстрела — и жеребец под ведущим всадником
кувырком валится на землю, сбив ногу позади идущим, однако заурец
каким-то чудом умудряется выпрыгнуть из седла до сокрушительного
падения.
В следующие пару минут обоих всадников выдернули из седел ловко
наброшенными арканами. Спрыгнувший же лишь начал шевелиться. Мое
внимание привлекает его одежда, скорее даже некое подобие формы —
его товарищи облачены в пестрые звериные шкуры, а на этом всего
лишь синие шаровары, подпоясанные белым кушаком, да что-то вроде
синей длиннополой рубахи.
— Этот воин! Он командир отряда врага! Он дрался с полковником и
подло ссадил его, убил коня! — указывая на заурца, обличает его
страж, рассказавший мне про отца.
Бросив короткий взгляд на начавшего приходить в себя родителя, я
разворачиваюсь лицом к врагу, одновременно потянув саблю из ножен.
Дикая, звериная ярость заполняет сознание, из гортани вырывается
скорее рык, чем человеческая речь:
— Он мой!..
Алпаслан, сотник дели
Тяжело поднимаюсь с земли, одновременно нашаривая в высокой
траве выпавший при падении кылыч. Взгляд еще туманится от удара
оземь и захватывающей разум лютой ненависти. Уже понятно — это
конец, переданная в мое подчинение сотня погибла, а вместо
блистательного продвижения по службе я добился лишь бесславного
конца в безымянной степи. Впрочем, как же — ведь это моя Родина.
Как символично обрести конец на родной земле в качестве ее
врага...