Николас Сноу устроился в углу, потягивая трубку. Ему не хотелось выслушивать ничего серьезного после сытного ужина, и он уже почти дремал, качая головой, косматой, как у пастушьей собаки. Мать с вязаньем присела рядом, а дядюшка Бен примостился на табуретке, словно показывая этим, как он беден и несчастен и все, что теперь у него осталось — это табурет о трех ногах. Он молчал, полагая, что первой заговорить положено хозяйке дома.
— Господин Сноу, — не спеша начала мать, сразу почему-то покраснев, — вы, наверное, уже слыхали о том несчастье, которое постигло нашего родственника по пути из Дулвертона. Времена настали тяжелые, и никаких улучшений пока не предвидится. Если бы только у меня была возможность поговорить с Его Величеством, я рассказала бы ему, что творится в наших краях, но у меня много своих хлопот, и я…
— Ты отвлекаешься, Сара, — устало произнес дядюшка Бен.
— Расскажите, как все произошло, — потребовал Сноу. — Опишите все с самого начала и в подробностях, тогда будем думать, что нам делать дальше.
— К черту подробности! — рассердился дядя Бен. — Какие вам нужны еще подробности, когда меня ограбили? Причем в вашем приходе, и я это легко докажу. Позор не только для Оара, но и скандал на всю Англию. Я заставлю вас всех ответить! Хорош приход, раз в нем гнездятся разбойники, и всех это, кажется, вполне устраивает! Я разорю здесь всех, если, конечно, кто-то еще не разорен! Да я на ваших глазах продам вашу же церковь, но верну себе все — и шубу, и седло, и коня.
Мать посмотрела на меня, а я — на Николаса Сноу. Дядюшка бушевал, а мы с матерью прекрасно понимали, что в нашем приходе люди тоже умеют постоять за себя, и начали опасаться, как бы Николас в ответ не наговорил еще больших глупостей, чем наш любимый дядя. Однако, это молчание дядюшка воспринял по-другому. Он посчитал, что мы страшно испугались, и обрушился на наш приход с новой силой.
— Племянник! — обратился он ко мне, грозно помахав мне указательным пальцем. — Ты дубина и неуч, и тебе я ничего не оставлю, потому что ты годишься разве что только чистить мне башмаки.
— Ничего страшного, дядюшка, — спокойно ответил я. — Я с удовольствием буду чистить для вас башмаки хоть два раза в день, пока вы у нас гостите.
Цена этой фразы, брошенной невзначай, была две тысячи фунтов, как вы потом сами в этом убедитесь.