Грегор положил голову к ней на грудь, прижавшись ухом. Пустота. Внутри нее так пусто и тихо. Гретта умерла. Все они умерли. Как мать и отец… Те покинули их уже давно.
И он тоже умрет. Сил бороться больше нет, да и незачем… Он заплакал, а когда перестал, отчего-то стало легко и даже не так страшно.
“Я иду к вам”.
А потом пришел голос. Когда кто-то умирает, то он слышит голоса своих предков, которые зовут его. Так говорили старики. Видать, теперь пришел и его черед.
“Я уже! Погодите!”
Разум его полный печали и горести оставлял этот мир, это слабое тело. Он уходил вслед за ними. В никуда. Где нет ни голода, ни холода. Нет ничего, ни хорошего, ни дурного. Там нет страданий и радости тоже нет. Там одна лишь пустота.
Голос пугал и отталкивал, но Грегор не убоялся, он внимал. Ему уже нечего бояться. В него же вплелись голоса Гермунда, Гудбранда и Гретты. Оно забрало их? Или притворялось ими? Или это они и есть?
Эти слова врезались в память навсегда.
Оно сказало то, чего не могли молвить его близкие:
Такие жадные… Если они не могут дать тепла. Забери. Они не достойны.
Такие мелочные… Если они спрятали еду… Отбери. Не достойны.
Отбери у них все. Съешь… Съешь…
Так хочется есть! Съесть все. Всех их!
Сам он стал пустым и холодным, безмолвным и застывшим. Но что-то придавало ему сил. Он ел. Точнее, оно ело и не могло остановиться. Чем оно питалось? Ничего вокруг нет. Но его собственный голод отступал. Оно поделилось с ним, ведь без мальчика, что должен угаснуть, и его бы не стало. Грегор сделался устами и зубами этого незримого существа – ненасытного чудовища, пожирающего ни пищу, ни тела, а сами души…
“Так рождается обладание? В самый скорбный и трудный час? Такую цену нужно заплатить?”
Все померкло…
И вот Грегор Гротт обнаружил себя среди пепла и руин. Он твердо стоял на ногах, сжимая Гудбранд. Его окружала едва зримая завеса конксурии, за гранью которой он увидал испуганного и озадаченного Тарнира, печального Катэля и нахмурившегося Ригана. Виллем стоял где-то подле. Нахождение вблизи конксура, который элиминирует, ему бы никак не навредило, ведь силы у него нет.
– Мастер Гротт! Мастер Гротт! Все хорошо! – не без паники в голосе твердил он, выставив руки, будто собираясь сдаваться в плен.
Воспоминания и страсти утихли, как и силы телесные. Гротт повалился в такие своевременные объятия эльвина.