Она вмещает в себе – мило, свежо, интимно – всю жизненную и новеллистическую лемуру поэта, что он в своей кладовой мыслей узнавал, видел, понимал, принимал, «питаясь не сидя, а в полете» и, глядя на судьбы с высоты идей и ценностей мировидения, по- ветхозаветному замыслу отходил от зла и творил мир и любовь; не в постах и молитвах искал спасенье, а в делах и в любви, возбуждая очень основательные пламени жизни, которые выше славы и прекрасней молитвы ханжи и которые наливаются у него соком и кровью практики Достоевского: «И что я поддельною болью считал,// То боль оказалась живая…»:
В поэтической конструкции Пушкина царствует библейский (на внутренней стороне печати Соломона -вторая надпись: «Ничто не проходит») и древнеримский, светский порядок, изложенный в Метаморфозах Овидия Назона, когда мир со дня своего творения, до рождения Христа и после, доколумбовой эпохи и послеколумбовой истории, не уходит и не исчезает, а был, есть и будет во всех своих превращениях, мыслимых и немыслимых, в сказках, былинах, заговорах, и обобщенный Мировой Судьбой в вечных образах, сравнениях, за которыми виден лик Истины и вопрос извечный – что заставляет Душу Бога воплощаться в людях несовершенных:
Постигни прелесть неземную,
Постигни радость в небесах,
Мифологическая и эпическая наполняемость которой: Иерусалим и Афина – вера и знание, два ключа, открывающие любую душу; Рим и Русь – два светлячка в генетической памяти человека; Аполлон, лирой благозвучной утешающий мышь – живая связь человека и природы; Ахилл, отстающий от черепахи – образ прошлого, обгоняющего нас; деспот Терей, отрезающий язык своей жертве и превращенный богами в удода – образ настигающего возмездия; Пенфей, растерзанный во время вакханалии своей матерью, и слепой прорицатель Тиресий – образ самовластности, погибающей от надменности и потери разума; Зевс, спасающий ребенка, которого Каллисто носила в чреве – образ стыда и совести; Одиссей, привязанный жгутами к мачте корабля – предначертанность будущей смерти Христа на кресте; Ахиллес, попавший в преисподнюю от стрелы Париса, молвивший при встрече Одиссею, что лучше быть батраком у крестьянина, чем царем в царстве мертвых – подтверждение, что в оппозиции жизнь – смерть предпочтительнее быть на стороне первого элемента: