Глава III,
в которой появляется множество знаков
В передней части корабля как раз в это время не менее привлекательным объектом стал неуклюжий калека негр в одеянии из двойной ткани и со старым, угольно-чёрным, похожим на решето тамбурином в руках, кто, вследствие какого-то увечья его ног, был воистину ростом с ньюфаундленда; его густые чёрные овечьи волосы и добродушное честное чёрное лицо тёрлись о верхнюю часть бёдер людей, поскольку он, ходя туда-сюда, наигрывал мелодию, соответствующую его настроению, и заставлял улыбнуться даже самого серьёзного человека. Было любопытно видеть, что его страшное уродство, бедность и бездомность, столь весело переносимые, порождали такую радость среди части людей в толпе, которую их собственные кошельки, очаги, сердца, всё их имущество и обладаемые ими здоровые конечности не смогли бы им дать.
– Как тебя зовут, дружище? – спросил скотопромышленник с лиловым лицом, кладя свою большую фиолетовую руку на густую шевелюру калеки, как будто это был кудрявый лоб чёрного бычка.
– Чёрная Гвинея называют меня, сэр.
– И кто твой хозяин, Гвинея?
– О, сэр, я – собака бес масса.
– Свободная собака, а? Ну, на твой счёт я сожалею об этом, Гвинея. Собаке тяжело, если хозяин не платит за её проезд.
– Так оно и есть, сэр, так оно и есть. Но вы видите, сэр, какой здесь ноги? Какой шентльмен хочет иметь такой ноги?
– Но где ты живёшь?
– Весь длинный берег, сэр; теперь – пекарня. Я собираюсь увидеть пекаря при высадка, но в основном я свободен в городе бога.
– В Сент-Луисе? Ах ты! Где же ты спишь там ночью?
– На этаже духовки славного пекаря, сэр.
– В духовке? Чьей? Умоляю, какой такой пекарь, хотел бы я знать, печёт такой чёрный хлеб в своей духовке как раз рядом со своими славными белыми батонами. Кто же этот столь благодетельный пекарь? Умоляю.
– Он быть. – С широкой ухмылкой он поднял свой тамбурин высоко над своей головой.
– Солнце – пекарь, а?
– Да, сэр, в городе хороший пекарь нагревает камни для ложе стар негр, когда он спит на улице на тротуаре ночью.
– Но это, должно быть, только летом, дружище. А как зимой, когда приходят холодные казаки с треском и звоном? А как зимой, дружище?
– Хромой бедный стар негр очень трясёт, я говорю вам, сэр. О, сэр, о! Не говорите о зима, – добавил он с ностальгической дрожью, втягиваясь в самую гущу толпы, как полузамёрзшая чёрная овца, проталкивающаяся к удобному месту в сердцевине скопления белых овец.