– И все это бесполезно. Коновал в клинике говорит, что через полгода мне кормить червей.
Я хочу съязвить в ответ, но почему-то не могу себя заставить. В комнате пахнет болезнью, а отец выглядит жалким. Рак пожирает его изнутри, и он умрет в этом доме, где лестницы воняют мочой. Что бы я ни сказал, ему от этого не станет хуже, а мне – лучше.
Когда мне было четырнадцать, я отдал бы все что угодно за возможность прикончить своего папашу, отомстить за побои и унижения. Теперь он передо мной, настолько слабый, что мне даже револьвер за поясом не нужен, а у меня не осталось ненависти к нему.
– Я думал, твоя мать мне наврала, – говорит он. – Не верил, что ты пройдешь. С твоими-то вечными книжками.
– Может, я поэтому и прошел, – говорю я. – Люди с мозгами им тоже нужны.
– Будешь жать кнопки где-нибудь. Не пошлют тебя убивать других людей. Ты на это не способен.
«Потому что не давал сдачи, когда ты использовал меня вместо боксерской груши?»
Эти слова – отличный повод, чтобы рявкнуть на отца, но я понимаю, что он провоцирует меня, и не хочу доставлять ему удовольствие.
– Посмотрим, – отвечаю я, и он шлет мне еле заметную улыбку. Я до ужаса похож на него. Если я засыплюсь, то вернусь сюда, в КК, и когда-нибудь кончу точно так же, одинокий и напуганный, запертый на паре десятков квадратных метров посреди коммунального города. Квартиры в КК недолго пустуют после смерти жильца. Твои вещи выбрасывают, проводят химчистку помещения, забивают в дверь новый код доступа и в тот же день передают помещение новому государственному иждивенцу.
– Когда ты отправляешься?
– Завтра вечером, – отвечаю я. – Должен явиться на призывной пункт к восьми.
– Смотри не влипни. Если тебя арестуют, твое место займет следующий по списку.
– Не беспокойся, – говорю я. – Если я в чем-то сомневаюсь, то думаю, как поступил бы ты, – и делаю наоборот.
Отец отвечает хриплым смешком. Когда еще мы жили под одной крышей, за такую агрессию он бы меня отколошматил, но рак выпил весь его гнев.
– Ты вырос маленьким засранцем, – говорит он. – Только о себе и думаешь. Веришь, я был таким же в твоем возрасте.
– Я не такой, как ты, папа. Совсем не такой.
Потешаясь, он смотрит, как я иду к выходу из квартиры.
У двери оборачиваюсь.
– Да иди уже, – говорит он, не дав мне попрощаться. – Увидимся, когда тебя признают негодным.