«Чему она нас тут…», – процедила сквозь зубы на очередной длинной схватке Маша, злобно посмотрев вслед хамской тетке сквозь спутанные волосы, прилипшие ко лбу. Боль разламывала спину на части и проползала к низу живота, цепляясь острыми крючьями за ребра. Машу предупреждали – третьи роды непредсказуемы, опыт не поможет, все равно придется мучиться как в первый раз. Мишка и Гришка родились легко, без разрывов и осложнений. Сыночки радовали Машу с самого начала, с первого крика, с первой улыбки. А дочка вот что-то решила повредничать, помучить маму. Пять часов схваток и никакого прогресса. Раскрытие три пальца – куда с ним «ехать»? Кесарево в Машины планы не входило. Полулежа на твердой кушетке, замурованная белым кафелем от пола до потолка, глядя в квадратик маленького замазанного краской окошка, она пыталась вспоминать вчерашний вечер. Домашний ужин, пироги с капустой, лицо вечно уставшего на работе мужа и двадцать четвертую серию «Ефросиньи». К сорока годам Маша поняла – счастье заключается в простом ежедневном благополучии. И никакие мечты про принцев не изменят этой истины. Она вышла замуж за одноклассника – настоящего дружбана, надежного парня, который своих не бросает. И не пожалела ни разу. И была счастлива. И в гробу видела прогулки под луной, стихи на розовых открытках и нижнее белье в подарок на восьмое марта. Один единственный поцелуй на выпускном вечере все ясно определил.
«Не обращай внимания, она каждый день слушает, как мы орем, оглохла, зачерствела, а иначе невозможно здесь работать» – рассуждала в перерыве между схватками другая Маша – коротко стриженная, с тонкими запястьями и лодыжками, выдававшими изящность прекрасного, еще юного тела, существующую будто бы отдельно от круглого необъятного живота. Первые роды в тридцать, без мужа и мамы. «Это сумасшествие!», – сказала бы Машина бабушка, будь она жива. Но бабушка умерла, выполнив главную миссию – поставив на ноги единственную внучку. Маша неплохо водила машину, прилично разбиралась в компьютерном софте и сносно говорила на английском, французском и испанском. Она не просто стояла на ногах, но и резво бегала ими каждый день на работу, обеспечивая себе комфорт. Если бы не подкосивший ее карьеру роман с начальником, закончившийся неожиданной беременностью, Маша сейчас готовила бы новый проект в Греции, ощущая приятную прохладу морского бриза из распахнутого по-европейски уютного окна. Но случайности для того и существуют, чтобы переворачивать порядок вверх дном и превращать его в беспорядок. Маша выгнулась на схватке, закрыла глаза и попыталась не кричать хотя бы секунду. Тревожные мысли атаковали Машу, прежде чем утащить ее в полное забытье: «Зачем я это делаю? Я боюсь детей! Не знаю, что с ними делать?!» Если бы Вениамин Николаевич не остался у нее однажды, после того, как подвез с работы, ничего бы и не было. Сколько раз Маша собиралась разорвать эту ненормальную липкую связь, сколько раз пыталась строить с ним только деловые отношения. Даже однажды завела себе другого любовника, чтобы избавиться наконец от наваждения. Но не помогло. Никого лучше Вениамина придумать было нельзя. Он умел вскружить голову: прогулки под луной, стихи на розовых открытках и нижнее белье в подарок на восьмое марта. Каждый раз, целуя его, обнимая, читая его нежные письма в электронном ящике, Маша понимала – это мерзко, порочно, и обязательно плохо закончится. Но вечно все неприятное правильное хочется отложить на потом, чтобы не портить приятное неправильное. Кто виноват, что Маша встретила его уже женатым? Он? Маша? Его жена?