Первым, тихонько подвинув застрявшую тишину, заговорил Адэхи:
–Вы же не будете продавать «Венеру», капитан?
–Это было бы уже системой, Адэхи, менять шаттлы на органы, – усмехнулся Орлиевский.
–Я прекрасно вас понимаю, Григорий, – вступил в разговор профессор, – Я помню историю с поджелудочной. Поэтому и возлагал такие надежды на выращенную голень. Но вы тогда попали в самый эпицентр распада системы страхования, была полная неразбериха, отсюда и цена. Надо заметить, крушение это было неизбежно. Мне жаль, что все так сложилось… – Рассел сочувственно помолчал. Точно такое выражение лица у доктора было и тогда, 7 лет назад, когда он озвучивал капитану цену жизни Родригеса.
–Конечно, всегда хочется поступить экономически разумно, – продолжал врач, – но в данной ситуации я вынужден поставить вас в известность о такой возможности. Он очень в плохом состоянии, Григорий, – добавил Рассел после паузы. – Ему нужны хорошие новости.
–Я подумаю, Генри, – Орлиевский встал, протянул руку поднявшемуся ему навстречу врачу. Пожав руки Григория и Адэхи, Генри Рассел еще раз включил панель. Возникло лицо молодого человека, бледное, заросшее щетиной, с синевой вокруг тусклых глаз.
–Вы к нему зайдете?
–За этим летели, – ответил Родригес, закусив губу. Орлиевский только кивнул и направился к выходу.
Комната Ильи выглядела абсолютно по-больничному. Никакого намека на уют человеческого жилища.
Белые стены, окна с металлическим жалюзи, аскетичная малочисленная мебель. Пусто, чисто, прохладно. Илья лежал на высокой кровати, на первый взгляд ничем не примечательной. Только человек, посвященный в тонкости, понял бы, что она совмещает в себе все последние технологии. И, следовательно, все возможные удобства для лежачего больного, от столовой до туалета и гигиенической комнаты. Именно этот факт произвел на Орлиевского наихудшее впечатление.
–Он что, вообще не встает? – спросил он Рассела. Они стояли на пороге, глядя на спящего парня. Собственно, возраст лежащего определить было практически невозможно из-за густой свалявшейся бороды и глубокой морщины на лбу.
Рассел покачал головой.
–Не встает. Ни по какому поводу. Почти не ест, только пьет. Даем коктейли, насколько возможно.
Григорий слушал врача, не сводя глаз с лица Ильи. Родригес стоял, прислонившись спиной к дверному косяку. На лице его застыло выражение какого-то виноватого отчаяния, словно его мучает перегруженный накануне желудок.