– Зато хорошо платят, – в пальцах отца сверкнул золотой, – как появились, так и уйдут. Скоро раненый очнется.
– Но это же снарры! Из самой столицы, с юга нашей империи! Разве тебе не интересно послушать их истории? – горячо зашептала я, – помнишь, когда я была маленькая, к нам забрели крадалшин, гномская семья.
О, для домика егеря, стоящего даже не на отшибе, а глубоко в лесу, это было целое событие.
– Они не нашего полета птицы, дочь, – в голосе появились знакомые интонации – так батюшка периодически отговаривал засматриваться на сына старосты, на сына мельника, на сына сапожника, сына кузнеца… – чем меньше с ними водишься, тем крепче спишь.
– А сколько им лет, как думаешь? – все знали, что снарры практически бессмертны, и своей смертью в старческой постели им умереть крайне сложно.
– Они молоды, и оттого опасны. Правда, будь они долгожителями, я бы опасался еще больше. Говорят, селестарские лорды – ледяные статуи с каменными сердцами, даром что их называют солнечными.
– А император относительно… молод, – вспомнила я уроки в Больших лопухах, – и даже женился на человеческой девушке.
– Исключение из правил, – пожал плечами отец, – единственный случай за всю историю. Так что даже не вздумай на них засматриваться!
И не думала, правда. Не после того, как узнала Те самые глаза. Но Лейра сказала, что судьба только в моих руках, и в моей воле не допустить непоправимого. А любопытство – разве можно упрекнуть в нем дочь егеря, всю жизнь прожившую среди деревьев и птиц?
Ночью я не могла заснуть, прислушиваясь к каждому шороху внизу. При том, что громыхала буря, это было объяснимо, но причина моей бессонницы мирно спала в гостевой. Ну, я на это надеялась. Я все еще его боялась? Да, определенно. Но в присутствии дома отца страх притупился. Как страдающего лунной болезнью, ноги сами понесли меня вниз. Для оправдания я прихватила с собой кувшин – якобы чтобы наполнить водой. Но у кухни можно было свернуть направо и посмотреть одним глазком… Чтобы потом рассказать в Больших лопухах, храпят ли солнечные эльфы!
Во сне сопит кошка, заливается руладами отец, а я крадусь, как вор, в собственном доме.
– Матушка! Матушка! – на лавке мечется «первый», который длинноволосый, и я подлетаю к нему, беру за руку, слабо задумываясь о том, что делаю. Лоб снарра горячий, и я бегу за мокрой тряпицей.