– Его убил человек! – резко крикнул альв. Белые волосы взметнулись вихрем, когда он мотнул головой. Старшина опустил пистолет.
– Слушай внимательно. Законы здесь написаны не мной и не тобой. Их наша власть пишет. И я сейчас за эту власть отвечаю. Убил ваш – дело ваше. Убил человек – найду его я. А не ты. Понял?
Альв коротко прошипел сквозь зубы что-то непонятное. Мускулы его тела дрожали как в лихорадке, и Иван закрыл глаза. Потом нечеловеческая хватка разжалась. Беловолосый отступил на шаг.
– Ты обещал, – сказал он.
Степан кивнул головой.
– Точно, – сказал он. – Обещал.
Не сводя с него глаз, оба альва коротко поклонились, сошли с холма и исчезли в придорожных кустах.
Нефедов еще постоял, потом длинно выдохнул и сунул «парабеллум» в кобуру. Вытер пилоткой пот со лба и повернулся к Ивану, бессмысленно глядевшему на дорогу.
– А я уж думал, все, – усмехнулся он. – Там в кустах еще четверо ждали. Давай, Ваня. Заводи, поехали.
Россия. Новосибирск. Наши дни
– Очень приятно видеть, что мои спонтанные лекции вас настолько заинтересовали, что вы рассказали об этом в других группах, – профессор Ангела Румкорф выглядела неважно. Темные круги под глазами, губы, чуть тронутые синевой – но, несмотря на это, она приветливо улыбалась, глядя на забитую до отказа аудиторию.
– Ангела Викторовна, вам плохо? – озабоченно пискнула Дарья, с тревогой глядя на пожилую преподавательницу. – Может быть…
– Ценю вашу заботу, Даша, но все в порядке. Это сердце, у меня с ним давние проблемы, однако не настолько, чтобы прямо сейчас упасть и умереть. Честное слово. Открою небольшой секрет – пришлось повоевать, чтобы мне разрешили продолжить эти лекции. Очень уж скользкую тему я, как оказалось, подняла. Ну что ж, я очень разочаровала этих сверхбдительных товарищей. Поэтому продолжим.
Румкорф достала неизменную папку, к виду которой студенты уже успели привыкнуть. Пошелестела бумагами, уже собираясь что-то прочесть с листа – и вдруг передумала.
– Вы спрашивали меня в прошлый раз, каким был командир Особого взвода, – негромко сказала она. – Так вот. Чем дальше, тем меньше времени у него, да и у всех остальных, кто служил во взводе, оставалось на такую роскошь, как просто побыть человеком. Но иногда…
Степан еще раз перечитал кривые, разъезжающиеся по листку бумаги строчки. Потом аккуратно сложил его пополам, еще раз перегнул. Подумал – и разорвал на мелкие кусочки. Высыпал их в жестянку из-под американской тушенки, стоящую на подоконнике вместо пепельницы, и чиркнул спичкой. Тяжело опустился на стул и долго смотрел на мечущийся по бумаге огонек. Молча закрыл лицо ладонью и тихо, едва слышно взвыл, навалившись грудью на край письменного стола.