– Я постараюсь составить об этом собственное мнение.
Теофиль проталкивается среди гостей к Эжени, хватает ее за руку и шепчет в ухо:
– Если не хочешь, чтобы тебя распяли на месте, советую немедленно уйти.
В его взгляде читается не столько суровость, сколько беспокойство. Эжени чувствует, как со всех сторон ее полосуют неодобрительными взглядами с ног до головы. Она кивает брату и с прощальным жестом покидает собравшихся. Во второй раз за два дня ее уход сопровождается гробовым молчанием.
ЛУИЗА
22 февраля 1885 г.
– Снег такой красивый. Мне хочется погулять в парке.
Прислонившись плечом к оконному стеклу, Луиза меланхолично водит мыском ботинка по плитке пола; полные руки скрещены на груди, рот кривится в гримаске. За окном идеально ровный снежный ковер поблескивает на парковых лужайках. В снегопады умалишенным запрещены прогулки. Одежда, которую им выдают, недостаточно теплая для зимы, а хрупкие тела уязвимы – подхватить воспаление легких проще простого. К тому же, резвясь в снегу, они могут перевозбудиться. Так что всякий раз, когда вокруг становится белым-бело, пациенткам Сальпетриер дозволяется гулять только по дортуару. Женщины бродят из угла в угол, разговаривают с теми, кто не отказывается их слушать, двигаются безжизненно, играют в карты без особой охоты, разглядывают собственное отражение в оконных стеклах, заплетают косы соседкам – и все это в атмосфере смертельной тоски. Утром они открывают глаза, и сама мысль о том, что нужно как-то пережить долгий день, наполняет усталостью тела и мысли. Здесь нет часов, поэтому время кажется застывшим, а дни – нескончаемыми. В этих стенах, где единственное событие, вносящее разнообразие, – осмотр у врача, время – заклятый враг. Оно выдергивает на поверхность глубоко запрятанные мысли, будит воспоминания, распаляет тревоги, возвращает сожаления. От времени, которое неизвестно когда закончится и закончится ли вообще, здесь страдают отчаяннее, чем от самих недугов.
– Хватит ныть, Луиза, иди посиди с нами.
Тереза – толстуха с морщинистым лицом, – расположившись на своей койке, вяжет шаль под любопытными взглядами поклонниц. Руки с искривленными пальцами неутомимо вытягивают петельку за петелькой. В ее подарки наряжаются с удовольствием и гордостью, носят их как драгоценный знак внимания и заботы, которыми тут никто не избалован.