Толпа, увидев такое дело, взревела, колыхнулась и порвала тонкую цепочку охранения. Но поезд уже тронулся. Девушку уложили на кучу гнилой соломы, укрыли запасной – дырявой и окровавленной – шинелью.
– Поручик Товстоногов, честь имею! – коротко бросил барышне командир роты. Впрочем, что в той роте-то было? Тридцать штыков…
Она не ответила. Просто смежила веки и уснула. Коля поднял ворот шинели, уткнулся в мерзлый драп холодным носом и уставился на проплывающие бараки пригорода.
«Отче наш… Иже еси на Небеси…» – скорее по привычке, нежели сознательно читал он древние слова.
Каждый мальчик играет в работу своего отца. Так когда-то и Коля играл в Литургию…
«Отче наш… Иже еси на Небеси…»
– Тарасов!
– Я, ваше благородие! – очухался он от некрепкого сна.
– Следи за барышней, а я присплю, – поручик с силой протер красные глаза.
– Так точно, ваше благородие! – не вставая с тряского пола, козырнул вольноопределяющийся Коля Тарасов, мальчик пятнадцати лет.
Товстоногов захрапел, показалось, не коснувшись щекой бурки, на лету.
Коленька же подполз на коленках к девушке. И снова залюбовался ею. Маленький носик, высокие скулы, прыщик на лбу…
Обычная девушка, коих он встречал десятки, а может, и сотни раз.
Пермь, хотя и маленький город, но все же, все же…
И вот она. Нашлась. Маленький ангел на полу в «Столыпине», на охапке грязной соломы, под не менее грязной шинелью…
Ровно Та, которая девятнадцать веков назад…
Коля резко отвернулся, прогоняя кощунственные мысли.
«…Да святится Имя Твое… Да пребудет, пребудет…» – не удержался и вновь посмотрел на нее…
Она открыла глаза, зеленые-презеленые. И улыбнулась.
Коля сухо сглотнул. И кивнул, старательно подражая поручику:
– Вольноопределяющийся Тарасов к вашим услугам!
Вольноопределяющийся звучало как-то солиднее, чем рядовой. По чести говоря, у Коленьки Тарасова и звания-то еще не было. Звание дают после присяги. А кому присягать? Вот этим глазам и надо присягать…
– Надя… – тихо прозвучало в ответ. – Надя Кёллер…
Он осмелился и погладил ее по руке.
– Вы в безопасности, мадемуазель… Вы в эшелоне генерала Каппеля! – и мужественно приподнял подбородок, не знавший бритвы.
Она тихо улыбнулась, не сводя с него глаз.
Потом провела рукой по своей короткой рыжей прическе:
– Тиф… Извините, Николя…
Он знал, что такое тиф. Из семи сестер и братьев выжили только он и младший, Женька, оставшийся с родителями. Пять лет ему. А Коля пошел воевать. За Родину.