– Если надо – то освежим. Вентиляция, вода как?
– Нормально и вентиляция работает, и вода нормальная. Проверял я все.
– Спасибо, Петрович, что сберег, да и нас принял.
– Понимаю, народ измельчал, думает, как пристроиться, как кусок послаще да пожирнее урвать, а не понимает одного, что если России придет каюк, то и от них мокрого места не останется, дальше своего носа не видят. Да, все это для войны готовили. А вот она, война, и пришла. Только без бомб и ракет, а вот так, тихо, и вроде все по закону. Мол, не дергайтесь, граждане, мы вас оккупировали ради вашего большого счастья. А те, кто не доволен этим счастьем, – добро пожаловать к стенке. Я давно думал, какую пакость нашим полицаям устроить, может, по-тихому вилами пропороть. Так руки чешутся. А тут вы сами пришли. Услышал Бог мои молитвы. Сам каждый вечер молюсь за Россию да чтобы меня вразумил, как стране помочь. Да не помереть вот так… Под фашистами… А чтобы… – Он задумался. – Чтобы в бою.
– Петрович, ты же вроде как не особо верующий-то был? А сейчас чего так?
– Да, все в жизни через задницу покатилось. Тот, кто соседом добрым был, стал сволочью доброй. Вот опора только на Бога да на Родину. В церковь стал ходить. Там много народу. Все не понимают, как дальше-то жить.
– И как?
– Да все говорят, что надо спасать Россию, Родину спасать, веру православную. Там, где халифат строят, православных режут, как свиней перед Рождеством, да храмы взрывают. Некоторые храмы под мусульманство переделывают. Как будто настали последние времена. Народ и хочет создать свой православный партизанский отряд и громить врагов везде и всюду.
– Ты это серьезно, Петрович? Вон по телевизору показывают попов, так те говорят, что надо молиться, смириться.
– Так те продались. Боятся, что их обвинят в борьбе. А наш батюшка в десанте служил, воевал. Ранили, молитвой спасся и сейчас в открытую говорит, надо бороться с супостатом.
– Поп – десантник? – Миненко аж рот открыл. – Ну, времена начались. И вот так говорит открыто, что воевать надо?
– Так и говорит, – подтвердил Петрович.
– Не боится?
– А мы ему тоже, что, мол, батюшка, надо поостеречься такие речи говорить. А он, мол, я не за себя болею, а за Россию и веру. Поэтому приму любые испытания, а если погибну, то на то воля божья.
Мы вышли на воздух. Хоть и хорошо в бункере, а на воздухе лучше. Я провел не один год в подземелье, на боевом дежурстве, и знаю, как оно – под землей с кондиционированным воздухом, с лампами неоновыми вместо солнца, в постоянном напряжении от тренировок. Ничего хорошего там, под землей, нет. Умрем – тогда и належимся.