Волей богов став сиротой и оказавшись принятым в семью Фе, он три года тосковал по пище, которая бы нравилась и которую было бы не страшно есть, ибо всем понятно, из чего она сделана. И вот перед ним наконец не декоративные изыски Фе, а настоящая еда. Филь вооружился ломтём хлеба и, обжигаясь от восторга, положил в рот кусок мяса с хрустящей, отдающей дымком корочкой.
Аромат кружил ему голову, от вкуса жмурились глаза. Он ел быстро, не беспокоясь о манерах. Мета при случае делала ему замечания, но она сидела сзади. Ян никогда не позволял себе такого. А самое главное, здесь не было г-жи Фе, перед которой Филь до сих пор трепетал: уж очень она была безупречна и строга.
По трапезной носилось эхо разговоров, смеха, стука ножей и вилок. Как следует насытившись, Филь откинулся от стола и полусонно огляделся. Сидевший слева от него неуклюжий Лофтус Лиссак, по прозвищу Ляпсус за талант ронять всё, что попадает ему в руки, печально разглядывал исчёрканный лист бумаги, внизу которого стояла закорючка профессора ван де Вийвера. Рыжий мосластый Том Рафтер напротив занимался тем же. Из кармана Яна справа высовывался такой же лист. Видимо, профессор Роланд раздал перед ужином проверенные работы – у него была привычка делать это перед самой едой, чтобы, как он выражался, взбодрить аппетит учеников.
Филь поискал глазами свою работу. Письмо было по дисциплине, по которой он не успевал, и его дух заранее погрузился в тоску.
– А где моя? – спросил он у Яна.
Тот подцепил вилкой последний кусочек мяса, прожевал его, скрестил вилку с ножом на тарелке, вытер губы салфеткой и только потом ответил:
– Ты сидишь на ней.
Филь не раз испытывал желание треснуть нового друга за подобные выходки и сейчас еле сдержался. Правда, злость на Яна в такие моменты с лихвой покрывалась удовольствием от наблюдения за ним, когда он проделывал это с другими.
– Чёртов аристократ, – пробормотал Филь, выдёргивая из-под себя сочинение, на которое, не заметив, плюхнулся, оглушённый запахами. Увидев результат, он воскликнул с отчаянием: – Слушай, я опять вышел у него дубиной!
У профессора Роланда была собственная система выставления оценок, по которой провал обозначался как «дундук», неполный провал – «дубина», сдавший со скрипом – «замшелая колода», подающий надежды – «свежий пень», а высшей оценкой был «цельный дуб». Сонливость с Филя как водой смыло: это был уже четвёртый полученный им неуд от профессора.