А вдруг бабушка сразу решит отправиться в туман, и Уля ее больше никогда не увидит?
Вспомнилось желтое лицо, и костровый запах, и цыганские наряды, и мертвый глаз. Вспомнился рисунок: красная птичка на белом фоне. Вспомнился главный бабушкин подарок: не какая-то дурацкая кукла с лысиной – целый мир, красивый, как игра лунных лучей на разбитом стеклышке.
Потолок закачался и поплыл, в горле встал ком.
Уля подцепила дверцу нижнего шкафа, открыла и увидела мусорное ведро. Перевернула, и на пол выкатилась банка из-под горошка. На крышке торчали зазубринки.
Сгодится.
Уля стиснула банку и чиркнула по ноге. Потом еще раз. Размазала кровь и отправилась в путь.
– Здравствуй, Ульяна. – По поляне в одиночестве гуляла Зина. – А малышня убежала воздушных змеев запускать. И Катя с Егором тоже ушли. Давно уже. Не знаю куда. – Круглые щеки покрылись румянцем и потным блеском, как после бани. – Тут только я.
– Зин, слушай, – нетерпеливо заговорила Уля, – ты старушку не видела? Такую в яркой одежде, с усами и стеклянным глазом. Она раньше сюда приходила, когда живячкой была. А теперь умерла и, наверное, сейчас где-то тут.
Зина нахмурилась и скрестила руки, похожие на полешки, на груди.
– Знаю такую. – Взгляд потяжелел. – А зачем она тебе?
– Это моя бабушка! А где…
– Не ищи ее, – бросила Зина и вдруг пошла-пошла вперед, прямо на Улю, и потянула к ней короткие пальцы.
– Зина, ты чего? – Уля попятилась.
– Слушай меня! – рявкнула толстуха, приближаясь. – Не ищи чертову бабку! Она недоброе задумала.
Уля стиснула кулаки – отросшие ногти вонзились в кожу. Да что эта Зина городит? Жирная, мелкоглазая, глупая девчонка! Несет какую-то ерунду. «Недоброе задумала». Как будто бабушка способна тут кому-то навредить. Это мертвякам-то? Ха!
Зина почти ухватила Улю за плечо, но та вовремя отшатнулась. Губы у мертвячки сжались в струну и посинели. По белому лицу заструилось густо-красное. Несколько капель, сорвавшись с подбородка, темной росой осели на траве. Редко, очень редко мертвецы принимали свой истинный облик. Зина решила сделать это прямо сейчас.
Уля слышала от других, что Зину убил отчим – рубанул топором по голове. «Ох и жуткая она, когда без живячного марафета», – поведала однажды Катька. Теперь Уля убедилась в этом сама. Там, где раньше белела полоска пробора, сейчас багровела и пульсировала рана. Кожа на голове разъехалась, будто кто-то расстегнул молнию. Лицо, залитое кровью, безобразно перекосилось.