Действительно: улик, подтверждающих эту версию, нет. Но вопросы остаются. Если это обычное бытовое самоубийство, и поводов для возбуждения уголовного дела нет, зачем на место происшествия выехал сотрудник Следственного комитета?
Почему на столе обнаружены бутылки вина, если всем известна сентиментальная привязанность Грановского к шампанскому «Вдова Клико»?
И, наконец, если это убийство – кто и почему?
Ответы на эти вопросы нам ещё предстоит найти. Пока же ясно одно: хоть Сергей Грановский и умер, дело его живёт и побеждает. Тиражи его книг, и без того достаточно высокие, теперь подскочили до прямо-таки заоблачных высот. В конце концов, это главное, не правда ли?».
Я отложил газету, закрыл глаза. Посидел так минут десять. Затем посмотрел на фотографию в начале статьи, и вновь увидел то, что видел тогда.
Тёмные, графически очерченные на фоне красного закатного неба гротескные силуэты: ссутуленная фигура со склонившейся безвольно набок головой, свисающая с нижней толстой ветвью старого корявого дуба, изогнувшегося в немой агонии у самого озера.
Я в ярости смял газету и швырнул в угол. В полёте она наполовину расправилась и побитой летучей мышью спланировала на пол.
Я знал имя автора статьи: «Константин Доренко».
Пасмурный тоскливый день. День похорон Сергея.
Начали собираться с девяти, роем сонных ос заполнив ритуальный зал морга и пространство на километр вокруг.
Когда я, Боголепов, Дима (друг детства Сергея, с которым они вели общий бизнес) и Разин вынесли чёрный лакированный гроб, в толпе пронёсся разочарованный вздох, словно до того собравшимся всё казалось шуткой.
Мы погрузили гроб в катафалк, расселись по машинам и неспешно поехали за ним по наполненным гробовой тишиной улицами без того тихого, сонного городка.
Большинство зевак вереницей евреев, ведомых Моисеем сороковой год по пустыне, плелись следом до самого кладбища. Позже, когда толпа рассеялась, оказалось, что несколько могил растоптаны, кресты выворочены, а земля щедро усеяна окурками. У свежевскопанной могилы переругивались двое работяг со спитыми, жёванными жизнью лицами. В рыхлую кучу у края ямы были воткнуты лопаты, рядом лежали два толстых каната – на них четверо, взявшись за концы, опустят гроб.
Мужчины хмуро молчали, женщины плакали, прижав к губам носовые платочки. Кто-то положил на крышку гроба иконку, несколько человек подошли и поцеловали её.