Зубарев усмехнулся:
– Да уж придётся поверить!
Я закрыл лицо руками:
– Бред какой-то… ему же только тридцать три исполнилось…
– Ещё бы не бред! И посмертная записка тоже отдаёт бредом.
– Записка?
Олег Дмитриевич достал из чемоданчика листок бумаги в полиэтиленовом пакетике и передал мне. Поперёк кривыми, растянутыми каракулями без знаков препинания было нацарапано:
Достоевский всю жизнь мучился а что если Бога нет меня мучает ужасная уверенность что он есть я ненавижу его не за то что он позволяет кому то умирать а за то что он позволяет кому то рождаться
Я читал, и сердце сжималось с болью.
– Что всё это означает? – поражённо спросил я, обводя взглядом окружающих.
– Да мы сами вообще-то хотели бы знать.
– Но… как ему могло всё это прийти в голову?
– Обычная суицидальная депрессия. Такое ведь нельзя совершить в нормальном состоянии, ну и, следовательно, написать… вообще-то это вполне в его стиле.
– Да нет… то есть да, но… он начал меняться в последнее время… Он был полон творческих планов, хотел начать новую жизнь…
– Может быть, и так, – задумчиво проговорил Олег Дмитриевич. – Мы, когда дом осматривали, на столе у него в кабинете Библию видали.
– Это всё под её влиянием, – кивнул я на Викино фото на каминной полке.
Все повернулись в ту сторону, и на несколько секунд повисла тишина.
– Так это Виктория Павловна? – тихо переспросил Олег Дмитриевич, всматриваясь. – Да, хороша… и как он не уберёг такое сокровище? – он повернулся ко мне. – Ну что, расписались? Может, всё—таки глянете ещё разик? Понимаю, лицо в значительной степени обезображено…
– Нет-нет, спасибо.
Я расписался и отдал акт опознания Соболеву.
– Ну что, – сказал Олег Дмитриевич судмедэксперту. – Надо уже на носилки как-то товарища передислоцировать. Где там наши гаврики, зови давай.
– Зову, – направился к двери Зубарев. – Даю.
– Понятые, распишитесь, и вы свободны.
Парень с кислым выражением расписался и поспешно, угрём выскользнул. Старушка на прощание тихо сказала:
– Бог вам в помощь.
Олег Дмитриевич поклонился:
– И вам не хворать, матушка.
Явились архаровцы.
– Ну чё? Где клиент?
– Клиент спит.
Смех.
Я встал:
– Я помогу!
– Нет-нет, мы сами, – замахал на меня руками Олег Дмитриевич, и снова усадил меня в кресло.
Все вышли, кроме нас с Боголеповым.
Он сел в кресло и погрузился в раздумья. Я подошёл к камину и взял в руки фото.