– Видел я ваше равенство. – Элоранта скривил губы, перебирая в памяти свой тюремный опыт, рассказы старых зэков. – Бывший насильник и вор Рууд стал комиссаром и занимался до войны перераспределением собственности в Тартуском районе. Смею вас заверить, он не изменил свои привычки.
– А вы не путайте идею с реальностью. В церковь тоже не только святые ходили. Но вера в массах была. И Библия. Идеалы. Но была и инквизиция. Крестоносцы. Доносчики, палачи. Так и у нас. Не все такие же хорошие коммунисты, как мы с вами, Яак Элоранта. Некоторые совершенно не хотят, чтобы наши светлые идеалы стали реальностью. Например, фашисты. И они засылают к нам своих агентов, шпионов, сбивают с пути истинного слабоверящих.
Пронин развернулся, быстрыми шагами пересек комнату и что-то взял с полки. Потом сел в кресло. Стал внимательно наблюдать за реакцией заключенного.
– Но мы с вами сегодня не будем говорить о разведчиках и шпионах. И о беглых полицаях и офицерах СС тоже. Об этом мы поговорим в другой раз. Никуда это от нас не уйдет. А сегодня я вам почитаю вслух, а вы слушайте внимательно. Это Тургенев, наш великий писатель.
Пронин раскрыл книгу.
– «Записки охотника». Читали? Элоранта отрицательно покачал головой.
– Вот и просветитесь. Никогда не читать Тургенева – все равно что никогда не любить…
Пронин пролистал книгу.
– С чего начнем? «Хорь и Калиныч»? Нет, это потом. И «Бежин луг» – тоже. Вот. «Чертопханов и Недопюскин». Вещичка препотешная, да и русскую душу открывает ясно. Итак, Иван Сергеевич Тургенев.
Пронин читал с выражением, нараспев. Может быть, он подражал деревенскому церковному пономарю, которого слышал в детстве. Или – кому-нибудь из столичных актеров, за игрой которых майору нередко приходилось наблюдать в последние годы. Особенно выразительно читал он о чудачествах отца – помещика Чертопханова.
«По его понятиям, дворянину не следовало зависеть от купцов, горожан и тому подобных разбойников, как он выражался; он завел у себя всевозможные ремесла и мастерские: „и приличнее и дешевле“, говаривал он: „хозяйственный расчет“! С этой пагубной мыслью он до конца жизни не расстался; она-то его и разорила. Зато потешился! Ни в одной прихоти себе не отказывал».
Элоранта увидел в этой истории намек на свое мелкобуржуазное прошлое. «Впрочем, Советы-то в свое время выдвигали идею хозрасчета, НЭПа. На что же Пронин намекает?» – подумал он.