В окно мерно постукивала ветка молодого деревца. Казалось, что оно пыталось передать некий сигнал, который ему нашёптывал ветер. Позднее время потому было хорошо, что умолкали чайки, обычно перекрикивающиеся где-то вдалеке. Но это место не могло долго оставаться безмолвным. Ночью вакуум спешно заполняли сверчки, и вокруг раздавалось их мирное и размеренное стрекотание. Он любил отходить ко сну с открытым окном. Ветер развевал серенькую занавеску, впуская в дом шум прибоя, которым комната постепенно наполнялась. Тьма рассеивалась одной лишь старенькой лампой, которую Михаил непременно оставлял включённой на ночь. Как и радиоприёмник, который ночью настроен был на ту самую частоту, на которой ничего не происходит, кроме белого шума. Глаза его уже слипались, а сознание уносило куда-то далеко в обрывистое прошлое, выхватывало какие-то лоскуты и тут же отпускало.
И вновь неохотно выныривал он из небытия. Уже сам, без помощи будильников. Как будто его в одночасье телепортировало во времени, и оказывался он в новых сутках. Пробудила его свойственная утру прохлада, правда в этот раз совсем не дружелюбная. Колючая. Лишь в ногах ощущал он непонятное тепло. Он с трудом продрал глаза. Из расплывчатого супа начал выхватывать предметы, постепенно возвращая себе привычную картину. В ногах оказался свёрнутый пушистый клубок.
«Ну, да, через окно, наверное, забрался», – подумал Михаил.
Клубок зевнул во всю кошачью пасть и, заметив, что Михаил не спит, поспешил удалиться, неоднозначно размахивая рыжим хвостом.
Не без труда он поднялся. Уже знал он наперёд всё, что будет делать, и всё, о чём будет думать в течение дня. Михаил посмотрел в зеркало, висящее на стене напротив. В зеркале отражался всё тот же немолодой мужчина, который отражается в нём каждый день. Седеющие потрепанные волосы окружали лысину на макушке. Тяжёлые брови зависли над глубокими впадинами, в которых покоились почти всегда лишь наполовину открытые серые глаза. Не маленький нос с горбинкой и небрежная седая борода. Вскоре Михаил вышел на крыльцо, и, поморщившись от холода, глянул на чаек, которые как-то неестественно скучились вместе где-то вдалеке над морем. Умывшись, он вернулся в дом. Дневной ритуал начинался непременно с кофе, и пропустить его было нельзя. Зашумело радио, передавая свои утренние никому не нужные новости. Михаил готовил свой скромный завтрак, краем уха слушая информацию из внешнего мира, будто чтобы не забыть, что он вообще существует. Зашипели сосиски на старой чугунной сковороде, и этот превкусный запах вновь привлёк кота, который со всей своей грацией начал тереться о ноги Михаила.