Я ушёл навсегда на заре долгожданной субботы,
Привязав за плечо шестовину старинной урги.
Не ищите меня. Я в заказнике вечной свободы,
Где следы исчезают в заносах песчаной пурги.
Вам меня не найти. Не сказать лаконичное «Здрасте!»
Ветры тропы ко мне хорошенько песком замели.
Я возьму этот шток, на котором полощутся страсти,
И с размаху воткну, пуповину пронзая Земли.
И кошмовый шатёр под небесною синью раскину.
А вокруг табуны, проторяя весенний маршрут,
Молодую траву разбивают копытом в мякину.
И, завидев меня, потихоньку приветственно ржут.
Заслоняя зенит, в голубой глубине небосвода
Первозданным крестом распластался по небу орёл.
В этих дивных местах я расстался с тобой, несвобода.
В этой дикой степи я любовь и свободу обрёл.
Здешний воздух пропитан пьянящим любви ароматом.
И вдыхая его сквозь дымящийся утра кальян,
Я за счастьем прошёл по степи одиноким сарматом,
Как за волей когда-то давно здесь ходил Емельян.
И тебя повстречал я на самом краю Ойкумены,
Где целинную новь не сквернил ещё плуг бороздой.
Я увидел в глазах твоих чёрных огни перемены
И пленился навеки монгольской твоей красотой.
Я так долго искал тебя в вихре случайных событий.
Ты услышала зов среди шума вселенской игры.
И сегодня с тобою в экстазе сакральных соитий
Мы осанну поём, созидая иные миры…
жене Светлане
По дремучим по лесам, по садам-баштанам,
Ты сбежала от меня к острову Буян,
Где ревущие ветра гнут стволы каштанам,
Да вдоль берега шумит лишь трава-бурьян.
Кружат звёздами в дыму мириады точек.
Горечь выела глаза – не видать ни зги.
Почернел моей любви Аленький цветочек.
Что же делать мне теперь с горя и тоски?
Зло накинулась судьба на меня Полканом.
Подрубил меня мой рок, как топор сосну.
Утоплю печаль-тоску в зелии поганом —
Выпью чарку я до дна и в траве засну.
И приснятся мне во сне страшные картины: