Сегодня старая крепость Ладоги, «Рюриков замок» – наполовину разрушенная, наполовину выстроенная заново – представляет собой странное зрелище. Будто здесь прошла линия какого-то пространственно-временного разлома, в результате которого половина твердыни предстаёт взору в том состоянии, в каком и дошла до нас через века, а вторая половина чудесным образом сохранилась в своём свежевыстроенном виде. Реставраторы потрудились над ней на славу! Возвратили всему первозданный вид!
Впрочем, первозданность этого вида весьма относительна, – серые стены и башни на мысу, в месте слияния с Волховом речки Ладожки – это уже крепость, явно относящаяся к временам появления артиллерии и пороха. Творение XV-ХVI веков. А вот в фундаменте её находят камни, из которых была построена её безбашенная предшественница в 1114 году, во времена князя Мстислава. На месте ещё более древнего укрепления, возведённого самим Рюриком в те два года, пока Ладога была его столицей.
После разорения шведами в 1617 году Ладожская крепость медленно приходила в состояние груды камней. Пока за дело не взялись бодрые советские реставраторы, пыла которых, однако, хватило только на воссоздание половины стен и башен. Остальное доделали уже в новое время.
Внутри крепости растёт буйная трава и несколько невысоких деревьев. Потому сразу бросается в глаза белокаменная церковь св. Георгия, сразу за воротами, она стоит на своём месте аж с середины XII века. «Белокаменность» большинства построек того времени – свидетельство развитой строительной техники, пользовавшейся исключительно отечественными стройматериалами. На самом деле мы видим лишь толстый слой штукатурки, скрывающий под собой кладку известняковых плит на известковом растворе. Плиты для строительства добывались выше по течению Волхова из того самого Глинта с отпечатанными трилобитами.
Но Ладога не ограничивалась крепостными стенами. И хотя её посады не были такими масштабными и долговечными, как новгородские или псковские, они тем не менее окружали крепость со всех сторон. И это лишь иллюзия, что от них совсем ничего не осталось. Местные почвы обладают удивительным свойством консервировать материалы не хуже, чем пески Палестины и Египта. Но если там главный консервант – сухой и жаркий воздух, то тут, напротив, влажная и холодная грязь. Известно, что в здешних болотах сохраняются и берестяные грамоты, и первобытные ладьи и даже куски ткани.