Одиночка в толпе «часов пик», или Я иду убивать - страница 31

Шрифт
Интервал


И я «захожу на цель» со спокойной душой. Для дополнительного успокоения на время работы я «отключаю» душу. Ведь ещё Феликс Эдмундович определил параметры чекиста: «горячее сердце» и «холодная голова». А разве я – не чекист?! Хотя бы по линии работы в глубоком подполье – даже у себя под окном?! То-то и оно: чекист! И ещё – какой!

Первым делом – вторым после рекогносцировки – я произвожу инвентаризацию. В наличии – пять голов на двадцать четыре единицы. Должен управиться. Потому что – надо. Есть такое слово: «Надо!» И есть у нас, дураков, такое право, которое – обязанность: первым рвануть тельняшку на груди, а потом – из окопа! Ничто нас, вроде, не обязывает – а мы всё равно рвём! «Партия сказала: «Надо!» – комсомол ответил: «Есть!». Я – партиец непартийный, да и она ничего не говорит: сопит в две дырки, борясь за счастье народа… избранного… в депутаты парламента. Но взялся за гуж – отнимай и жизнь, и куш! Мне куш не нужен – а, вот, от жизней не откажусь! И поэтому, даже не призванный, я отвечаю: «Есть!». Себе отвечаю – не чужому дяде, который иногда говорит, вроде, правильные слова, а получается, как в поговорке: «Не та хозяйка, которая говорит – а та, которая щи варит!»

Все автовладельцы – как на подбор: титульной нации. «Чужие здесь не ходят» – тем более, не ездят. Это ещё больше упрощает мою задачу: наша «любовь» – взаимна. Потому что это раньше я воспринимал Киплинга, как абстрактную литературу – про то, что «там, «у их».

«Несите бремя белых. Пожните все плоды.

Брань тех, кому взрастили вы пышные сады,

И злобу тех, которых, так медленно, увы,

С таким терпеньем к свету из тьмы тащили вы!»

Сейчас я читаю эти стихи, как автобиографию. А поэтому и счёт к «тем, которым», у меня – немножко личный. Но это – приправа к блюду: объективности едока не мешает. Напротив: способствует усвоению.

В данном случае – душ человеческих. Условно человеческих: ведь «хозяева жизни» – «существа высшего порядка». Именно такими они себя и «позиционируют», даром, что сами – лишь в первом колене не «от сохи». Но условно человеческие они и для меня. Правда, «с другого бока»: ничего человеческого, за исключением внешнего сходства, я в них не наблюдаю.

Поэтому я согласен с классификацией: «существа». А, если они существа – то и греха на мне нет. Грех – наша, человеческая конструкция. Исключительно «для внутреннего употребления». Поэтому мне даже индульгенция не требуется: нет объекта преступления.