– Э-э, мне сложно описать то, что я чувствую, устно.
– Вы уже начали, Фома, – она спокойно направила меня в сторону кроличьей норы.
Для своей исповеди я выбрал художественный стиль, чтобы хотя бы показаться умным, раз уж я уже был самым жалким человеком на планете:
– Понимаете, если физическую боль можно как-то описать, то мое чувство – неуловимое. Как будто ты шел, и кто-то по своей прихоти дернул рычаг, который перекрыл что-то внутри твоей головы. С помощью этого рычага тебя начинают погружать ниже и ниже. Какое название дать этому? Не иначе как жизнь со связанными руками, жизнь в серьезном отчаянии.
Она начала оставлять записи в блокноте, и я сделал паузу. Как только она закончила, она посмотрела на меня с серьезным видом и сказала:
– Продолжайте.
Я продолжил, хоть и был озадачен:
– Все думают, что у вас просто какая-то сезонная грусть, но вспомните, разве даже от сезонной грусти не зависит поведение человека? У него меняется восприятие, сама способность воспринимать мир и события в нем в том виде, к которому он когда-то привык. Вы даже не сможете дышать так же, как дышали прежде, и самое смешное, что я тоже не знаю, как это произошло. Нет такого рычага, который вернул бы меня.
Я снова остановился. Мне было нелегко говорить об этих вещах кому-либо. Я просто молча наблюдал за тем, как она делает записи в блокноте, тогда она описала в воздухе забавный жест ручкой. Я понял, что мне нужно говорить и говорить. Медики… Величайший авторитет из когда-либо известных…
– Я больше не чувствую необходимости с кем-то разговаривать. Мои фразы и шутки теперь не односложные, не могут быть такими, как будто они не предназначены для страниц какого-то романа. Мне не надо приучать себя целоваться. Мне вообще не надо шевелить губами. Как будто мир размагнитился, смел всех на противоположную сторону и оставил меня одного перед разломом. Почти внутренний конфликт Кафки, которого я никогда не читал, – я снова начал исповедоваться за столиком в забегаловке при заправке. Невероятно.
…Они заставили бы вас говорить, и, возможно, вы бы что-то скрыли от них, но какой смысл, если они уже столкнули вас вниз?
– По какой-то причине я все еще готов просыпаться утром, вставать и идти куда-то. Я не ненавижу людей, я никого и не виню. Я не чувствую себя бессильным, но я смирился с тем, что у меня не получается сорвать этот разумный бунт, устроенный моим рассудком. Я успокаивал себя через творчество, но теперь я понимаю, что это была просто жалкая попытка обмана самого себя. Эта оболочка, этот футляр, в котором я обитаю, он убьет меня.