Ох, она ведь была замужем за Молчановым, а я и забыла! Зачем она вспомнила о нём? Знала ведь, что парни два года не общались после свадьбы с золотой каретой и белыми лошадьми. Зачем опять напоминать об этом? Она словно колола Кирилла тем, что была замужем за его лучшим другом.
— В Америке, — ответил Кирилл.
— Говорят, он снова женится. Это правда? — быстро спросила она.
— Да. На моей сестре.
Она фыркнула и сделала такое лицо, словно ей сообщили, что Данила Козловский женится на Надежде Бабкиной, — смесь сарказма, пренебрежения и насмешки. Рука Кирилла, лежащая на моей талии, напряглась.
— Они отличная пара, — мрачно произнёс он.
— Ну, конечно, отличная пара! Я рада, что Маша наконец-то его получит. Страдать по мужчине пятнадцать лет — это патология.
Кирилл отчётливо скрипнул зубами.
— А злиться на мужчину пятнадцать лет — это не патология? — вырвалось у меня.
— Анна, туше, — засмеялся Степан. — Всё, пойдёмте, сейчас мой продюсер будет речь толкать. Вы же не хотите её пропустить?
***
Мои щёки горели от возмущения поведением Лены и от стыда за собственную несдержанность. Я проболталась, что знаю о событиях пятнадцатилетней давности, — о том, что Кирилл проиграл юную Леночку в покер. С Кириллом я это не обсуждала и не хотела, чтобы он знал о моей осведомлённости. А теперь придётся объяснять, кто слил информацию. Буду валить всё на Степана. Во-первых, у него язык без костей, а, во-вторых, он действительно был первым, кто поведал мне эту историю.
О Молчанове никому ничего не скажу.
Пока продюсер и сценаристы расписывали сюжет нового космического блокбастера, я украдкой разглядывала Лену и пыталась понять, что в ней было такого, что мужчины падали к её ногам. Она замечательно выглядела для своих тридцати двух лет —худощавая, элегантная, с гордой осанкой и полными, красиво очерченными губами. Их кончики были чуть опущены, но это её не портило, а придавало милой детской капризности. Даже если тут постарался пластический хирург, я не заметила следов его вмешательства. Лёгкие русые волосы были пострижены в классическое каре с чёлкой, а светло-карие глаза напоминали глаза оленёнка — большие и печальные. Как бы она ни дерзила и ни сочилась сарказмом, в ней чувствовался внутренний надлом.