Капитан Равье отошел от группы жандармов и тут заметил торопливо идущую к нему Люси.
– Энебель! Какого черта ты опять здесь?
Люси судорожно вдохнула побольше воздуха:
– Вы сказали… что девочка улыбалась… так? А… что это была за улыбка? Сдержанная? Или… во весь рот? Губы были сомкнуты… или приоткрыты? Опишите подробнее.
– К чему ты клонишь?
– Пожалуйста, опишите ее… капитан!
– Слушай, ты меня достала! Обычная улыбка. Чего тебе надо, не понимаю!
– Когда мозг не контролирует мышцы скул – например, во время сна, – рот у человека искривлен… Но для улыбки нужно одновременное напряжение множества лицевых мышц, и, если человек мертв, она не сохранится…
– Я это и без тебя знаю! Ясно же, что убийца умышленно придал губам девочки такое положение. А трупное окоченение довершило его работу.
– Тогда отпадает гипотеза убийства в порыве гнева. Гнев – эмоция мгновенная и неподконтрольная. Когда он рассеивается, убийцы, совершившие преступление в состоянии аффекта, чаще всего раскаиваются в содеянном и пытаются скрыться как можно быстрее, чтобы не видеть перед собой мертвую жертву – для них это мучительно.
Равье сделал начальнику жандармского подразделения знак подождать.
– Хватит с меня этой бредятины из дешевых детективчиков! Гнев и жажда мести – ничего другого! А желание еще усугубить свое преступление, еще больше всех шокировать – это только следствие того же гнева.
– Но то, что вы говорите, противоречит…
– Хватит! Возвращайся в комиссариат и делай то, что я сказал!
Но Люси уже ни на что не обращала внимания – ей нужно было во что бы то ни стало договорить до конца:
– Слушаюсь, капитан. Но вы же знаете, что трупное окоченение начинается спустя как минимум час после смерти. Целый час, капитан! И целый час убийца оставался на месте преступления, прижимая пальцы к губам девочки, чтобы сохранить ее улыбку, – в то время как похититель спокойно уехал с его деньгами! Шестьдесят минут он просидел лицом к лицу с трупом девочки, глаза которой были широко раскрыты!
На одной из улиц Дюнкерка, параллельной набережной, где находился причал морских яхт, с громким скрипом тормозов остановился старенький «фиат».
– Девочка, можно тебя на минутку?..
Пряди светлых шелковистых волос, выбившихся из-под вязаной шапочки, трепал соленый морской ветер. Большой пушистый шарф, повязанный, судя по всему, заботливой материнской рукой, укутывал шею и нижнюю часть лица, оставляя снаружи лишь кончик носа и глаза.