– А они-то что делают? – это были мысли вслух, которые мигом отозвались Васькиными рассуждениями:
– Что-что? Трутся! – вывод был сделан не столько со знанием дела, сколько с убежденностью, что более им-то и нечем заняться в силу природных несовпадений. Васькино «трутся» можно было сравнить с «эврика!», во всяком случае прокричала она это слово с таким же энтузиазмом. А в ответ на наши глубокомысленные размышления о познанном послышался сдавленный смех из прихожей. Это был брат подруги, который про «трутся» знал все наверняка. Не знаю, сколько он нас подслушивал, но под звук триумфального хихиканья, так и не попив бодрящего чая, мы спешно простились с одноклассницей и больше в тот дом были ни ногой.
Зато, на правах уже наделенных теоретическим опытом старших подруг, постарались в красках передать все подробности своим девчонкам. Людка, процеловавшаяся с по уши влюбленным в нее пацаненком из параллельного класса всю ночь после выпускного, нельзя сказать, что была очень удивлена, но под впечатлением осталась точно. Впоследствии, как она потом не раз сознавалась, именно наш рассказ вдохновил ее на печальный опыт лесбийского рандеву на пляжах Крымского побережья. Дашка же, которую родители чинно забрали с выпускного едва ли не после отзвучавшего последнего звонка, и вовсе была пришиблена новой информацией. Она долго переваривала услышанное, но в итоге сделала непоколебимый вывод о том, что ночь после выпускного в действительности таит в себе множество непростительных опасностей, и как правы были ее родители, что не допустили ни первого… ни последствий.
Васька предвкушала, что спустя двенадцать лет она наконец снова нашла тот рычажок, который сможет вывести ее правильную подругу из равновесия, и хоть на секунду поселит разврат в ее ясной голове. Но я, разумеется, не дала пустить в ход информационную сексуальную волну, всерьез переживая о цунами на том конце дружественного интернет– побережья.
Но цунами было не избежать, и резвая бабулька в кадре была тут ни при чем.
Дашка вот уже битый час мучилась внезапно добытыми знаниями. О Гении и его жалкой душонке! Дашка всегда думала о людях хорошо, но только не тогда, когда они явно поступали плохо. Нет, разумеется, и тогда настоящее великодушие может снизойти до оступившегося, но не в вопросах, касающихся ее родных и близких. Гений сделал плохо ее близкой подруге. И он должен был умереть. Нет! Он уже умер в Дашкином сознании. Как приличный нравственный человек, заслуживающий одну из ее лучших подруг. Но как сказать о безапелляционной кончине, Дашка не знала.