Джон Доу теперь вопил во весь голос:
– Вуе, вуе, вуе!
– Что же нам делать? – спросила Тэйн, повысив голос, чтобы перекричать его.
Стэнтон достал свой сотовый телефон и набрал номер в Атланте, который был известен едва ли пятидесяти специалистам во всем мире. Дежурная откликнулась после первого же гудка:
– Центр по контролю заболеваемости. Вы говорите по кодированной линии отдела чрезвычайных ситуаций…
Потертый кожаный диван в домашнем кабинете Чель был завален кипами газетных вырезок и старых номеров журнала «Лингвистика народности майя», а на ее рабочем столе рядом со сломанным компьютером лежали стопки чистых бланков иммиграционной службы, запросов об ипотечных кредитах и прочих бумаг с пометкой «Fraternidad»[13]. Единственным местом в комнате, где не громоздились книги, для которых давно не хватало места на полках, был небольшой квадрат восточного ковра. Там-то и провела Чель уже более часа, сидя на полу и рассматривая коробку, которую поставила перед собой.
Она теперь знала, что лежало внутри, – глифы, которые поведают миру невероятную историю ее предков, искусные рисунки с изображениями богов. Посвятив свою карьеру эпиграфике майя, то есть изучению древних надписей и письменности в целом, она теперь с трудом сдерживала желание снова развернуть полиэтилен и еще раз рассмотреть глифы, сфотографировать их, проникнуть в содержание текста гораздо глубже, чем она смогла в первый раз.
Но проблема заключалась в том, что с той минуты, как машина Гутьерреса отъехала от собора, у Чель из головы не шел образ бывшего коллеги на позорной скамье итальянского суда, дававшего показания под объективами камер местных фотографов и репортеров теленовостей. Предыдущий куратор отдела древностей музея Гетти, чей кабинет располагался практически рядом с местом работы Чель, попала под суд, когда выяснилось, что несколько экспонатов для коллекции она приобрела у разорителей гробниц. Она не только нанесла урон репутации музея и стала отверженной в мире науки, но и отбыла срок за решеткой.
А как догадывалась Чель, случись ей попасться, и музей Гетти, и Иммиграционно-таможенная служба в назидание другим накажут ее еще более строго. Одно дело – постфактум выяснить, что сертификат подлинности оказался поддельным, как было в случае с черепаховым сосудом Гутьерреса. Совсем другое – это кодекс! Ни один музейный совет в мире никогда не поверил бы, что ее ввели в заблуждение, когда она согласилась взять его.