Патриция запрыгнула в красивый зелёный автобус и куда-то поехала.
А я ехал за тем автобусом через весь город, пока моя прекрасная соседка не вышла у городского парка.
В парке Патриция села на одинокую скамейку у вонючего пруда. Тот пруд был большим, но вода в нём зеленела со страшной скоростью и воняла тиной.
В парке уже гуляли мамаши с колясками, дети играли в свои бодрые игры, а парочка бегунов в ярких трусах и майках нарезала неровные круги по извилистым дорожкам. Я спрятался за деревьями и наблюдал за Патрицией.
Она что-то набирала в своём телефоне, затем достала из рюкзака книгу и принялась её читать. Мне до сих пор нравится, когда девушки читают книги.
Потом в парке появился новый персонаж – пожилая женщина с палками для спортивной ходьбы. Она просеменила круг, затем села на скамейку рядом с Патрицией, и они перекинулись парой-тройкой фраз. Я не слышал о чём они говорили, и подумал, что это была обычная вежливая беседа о погоде, или о чём-то таком же незначительном.
Потом бабуля откинулась на спинку скамейки и закрыла глаза. Патриция что-то сказала, набрала что-то в телефоне и продолжила своё чтение.
Через минуту-другую девушка закрыла свою книгу, встала и пошла вон из парка. Я не знал, что делать, – то ли следить за Патрицией, то ли за вздремнувшей старушкой. Я решил-таки остаться с пожилой уже женщиной, потому что, после истории с обкурившимся до смерти австралийцем, опасался и за её жизнь – Якоб Гроот имел привычку переживать за жизнь незнакомых ему людей.
Патриция скрылась за деревьями, а старушка всё сидела в той же позе и с закрытыми глазами, и мне показалось, что на её лице появилась улыбка.
Она сидела так не более часа, пока солнце не завязло в тёмных облаках, и не пошел дождь.
Парк опустел за считанные секунды.
Я же надел капюшон и прикрылся ветками, но уезжать от старушки не торопился.
Дождь усилился и обратился в ливень, но бабка не шелохнулась. Я заподозрил неладное и подъехал к старушке.
Капли стекали по лицу женщины, но ей было всё равно – она улыбалась. А я взял и вызвал врачей.
Помню, что по дороге домой я думал о том, что, наверное, хорошо умирать с улыбкой на лице.
Дома я решил, что теперь я обязан поговорить с Патрицией и расставить, наконец, жирные точки над И. Ведь почившая бабуля под дождём и мёртвый иностранец в испачканной кофе одежде – лучший повод для откровенного разговора двух молодых ещё людей, не правда ли?