– Успокойся. Мы всего лишь въехали в тоннель. – Я старался говорить помягче, еще не хватало, что б на его крики явился кто-нибудь выяснять, что это тут происходит и кем ребенку приходится этот подозрительный тип.
– Ты разве забыл, что путь наш лежит под Ла Машем? – От волнения я сам заговорил каким-то высоким штилем.
– И кстати, ты едешь один?
– Да… Нет… Мне пора, извините. – Подхватив сумку и комикс, мальчишка дунул по вагону. Видимо смутился, что выставил себя на посмешище. В его возрасте мне казалось, что надо мной все время потешаются.
Не очень-то я умею ладить с детьми. Жаль, что со мной не было Шейлы. Вот уж кто, наверное, может найти общий язык с кем угодно. Несколько лет она была волонтером Армии Спасения, затем собирала подписи в защиту памятников старины, а последние полгода была активистом движения «зеленых» со странным поэтическим названием «Защитники Гайи». Гайя или Гея была, кажется богиней Земли и природы у древних греков. Ага, я парень начитанный. Мне как писателю мистических романов, хоть и рисованных, приходится проводить много времени в библиотеках, интернете и просто в расспросах, в поисках захватывающего сюжета.
С Шейлой мы познакомились полторы недели назад на конвенте. Она резко выделялась в толпе подростков, толкающихся у нашего стенда. Помню, я говорил с Гвидо Рейнхартом, моим агентом, о новом проекте. Он отошел на пару шагов чтобы ответить на телефонный звонок, а я от нечего делать стал пялиться в толпу. Мысленно я продолжал спорить с ним и не сразу заметил, что уже несколько минут смотрю, не отрываясь на стоящую в нескольких ярдах рыжеволосую девушку, словно сошедшую со страниц современного романа о Диком Западе. На ней была клетчатая рубашка, завязанная узлом на животе, джинсы, с фантазией прорванные в различных местах и ковбойские сапоги. В вырезе рубахи мелькало несколько кулонов и подвесок из дерева и камня на кожаных шнурках. Но мое внимание привлекла стетсоновская шляпа с низкой тульей и широкими полями. Из-за нее, а также из-за того, что девушка была на целый фут ниже меня, я мог видеть только подбородок и пряди волос цвета меди, настолько насыщенного оттенка, что казались не завитками и локонами, а частью какого-то кольчужного оголовья, выполненного необычайно искусно. Помню, я еще успел подумать, что раз нашим творчеством интересуются столь яркие и привлекательные юные леди, то… Что именно «то» я уже не задумывался, так как мое очаровательное видение сделало шаг в сторону и подняло голову, посмотрев прямо на меня. Ее глаза… Нет, не так. ЕЕ ГЛАЗА казалось, заслонили для меня весь мир с его выставками, павильонами, фанатами и вернувшимся Гвидо, который уже снова начал мне что-то доказывать. В студенческие годы я был очень застенчив при знакомствах с девушками. Именно тогда я и выработал свой способ начинать разговор. И сейчас, находясь в совершеннейшем ступоре, я на автомате повел себя как обычно: буркнув Рейнхарту, что со всем согласен, сделал два шага и, глядя в эти невозможные глаза всех оттенков зеленого и бирюзового, сказал: «Я должен Вас нарисовать!». Она посмотрела на меня прямо, помолчала и спросила: «Зачем?». Простой вопрос, заданный безо всякого подтекста, смыл все мои намерения продолжать разговор по накатанному шаблону, я растерялся и впервые в жизни, наверное, сказал, не задумываясь о последствиях: «Я хочу этого больше всего на свете». Она тихо рассмеялась и сказала: «Мне приятно будет выполнить ваше самое заветное желание. Но о чем же вы будете мечтать, когда оно исполнится?» Набравшись наглости, я сказал, что всегда могу мечтать о нашей следующей встрече. Она рассмеялась, и мы пошли пить кофе.