– Обидно мне, баба Глаша. Ульянка по Лешке сохла. Теперь кузнец у нее. Горит все, кипит. А я… Жизнь так и пройдет…
– Как пройдет-то? – не сдержала улыбки знахарка. – Много у тебя еще денёчков, хороших и плохих. И ты будешь и гореть, и тухнуть. Поверь мне.
– Не буду, – упрямо возражала девчушка. – Давай лучше помогу избу убрать.
Поговорила Аксинья с Глафирой, подмела полы старой метлой, полистала травник ее, единственное, что осталось Глафире от отца. Красиво, замысловато выписанные буковки, рисунки с переплетеньем трав и цветов, запах старой книги всегда умиротворяли девушку, но сегодня ей не было покоя. Чувствуя ее тревогу, на колени девушки забрался черный Плут и ластился, мурчал. Показывал своим видом: какие у тебя заботы, когда я с тобой?
* * *
Возвращалась Аксинья по темным улицам, сладко пахло весной, чирикали пташки на деревьях о делах своих птичьих, людям не понятным, а в доме Вороновых царила суматоха.
– Где ж ты ходишь, свербигузка[20]! Тут с ног сбиваемся, а она шастает! Пироги с печи вытаскивай, да живо! – возмущалась мать, а Ульянка пронеслась мимо подружки с охапкой утирок-полотенец.
– Не соскучилась Аксиньюшка по сестренке своей старшей, – ехидно улыбалась Василиса. – Не торопится, делами колдовскими занимается.
Всем своим многочисленным семейством, с мужем, дородным и важным купцом Митрофаном, с тремя детишками, приехала Василиса в гости к родичам. Спозаранку Митрофан отправился с тестем в город решать важные купеческие дела: заключить договор с солекамскими купцами о закупке соли – важнейшего средства заготовки, о продаже говядины с устюжских мясобоен.
День-деньской приходилось Аксинье слушать рассказы старшей сестрицы о житье сладком, о хоромах каменных, об уважении, заслуженном Митрофаном.
Старшая дочь София, которую родители кликали Любавой, ровесница Аксиньи, казалась спокойной ладной девушкой, совсем не похожей на говорливую, нахальную мать. Любава сторонилась всех, безропотно выполняла все просьбы и поручения Василисы, тихо отвечала на вопросы и все сидела за шитьем.
– Красиво вышиваешь. Цветы как на лесной лужайке, – любовалась Аксинья. Любава подняла безучастные прозрачные глаза и ничего не ответила. Для Аксиньи было чудно, что этой взрослой девушке она приходится тетей. Как ни пыталась она поболтать с Любавой, так ничего и не вышло.