– Попочка, заткнись! Наклей пластырь на твой болтливый клювик, все равно путного ничего не скажешь! – сразу огорошил Талина Каменский.
– Ну ты не очень-то… – запетушился тот.
– Молчи, дурья башка! Дэло говорить надо, а не горох сыпать, – неожиданно прикрикнул на него мурза.
– Господа! – И Коля Гремушин очутился на кафедре. – Слова прошу, слова!
– Дать ему слово! – загремел своим басом Бабаев так, что розовый Купидон подпрыгнул на месте и устремился, подрыгивая своими фалдочками, вон из класса, что-то угрожающе выкрикивая среди общего шума и суматохи.
– Гремушка! Валяй скорее! Купидошка окаянный за Луканькой подрал, забодай его козел в понедельник! – вылетая стрелой на середину класса, прокричал, складывая у рта трубой руки, Каменский.
– Господа! Я буду краток! – надрывался Коля. – Вот что я придумал, братцы: узнать завтра же имя автора подлой статьи и… и… митинг созвать… Понимаете? Где-нибудь под сурдинку, а там решить, что нам сделать с предателем… Как Юрочкин решит, так и казним его… Юрка! Каштанчик, ты что же молчишь? Тебя дело касается? – неожиданно подскочил Коля к печально и понуро сидевшему в уголку Радину. Юрий точно проснулся, поднял на товарища свои синие, прекрасные, теперь печальные глаза и произнес тихо, махнув рукою:
– Все равно… Делайте, что хотите… А лучше всего оставить втуне эту грязную историю.
– Как оставить втуне! Да ты рехнулся что ли, Каштанчик! – Каштанчиком Юрия называли товарищи за его красивую, как шапку разросшуюся густую каштановую шевелюру. – Окончательно спятил, братец! Такое, можно сказать, оскорбление – доносчик отыскался в классе, а он – втуне оставить. Как же! Сейчас! Нет, брат, шалишь! Мы как узнаем имя предателя, так всей оравой к нему и вонзимся и под страхом смерти либо хорошей потасовки, что ли, заставим его выпустить новую заметку о том, что де гимназическое начальство относится к учащейся братии невтерпеж строго и карает завтрашних студентов, как каких-нибудь приготовишек, не узнав как следует, в чем дело… Так, что ли?
– Так, так, ловко придумано! Облобызаемся, друже! – И Миша Каменский широко раскрыл Гремушину свои дружеские объятия.
– Здорово, Гремочка! Молодца! – И верзила Самсон от души сжал своей огромной лапищей худенькую руку Коли.
– Братцы! А что если это кто-нибудь из своих, а? Не из наших восьмиклассников, а из галлов, может статься, статью состряпал? – И Кисточка стыдливо выступил вперед, моргая своими светлыми подслеповатыми глазами.