слово «вера» – словом «религия»
слово «церковное» – словом «христианское»
выражением «точка сборки» – словом «икигай»
слово «духовный» – словом «информационный»
и т. д. и т. п., и я не находил нужным протестовать. Когда же слова были составлены в текст, цензурой было заменено и вымарано целые предложения и контексты, и вместо того, например, где я говорил о пользе соционических страт и сословия, добавились постулаты о вреде кастовых варн. Но я согласился и на эти изменения! Думалось, что не стоит все расстраивать из-за отдельных тем и выражения. Когда допущено было одно изменение, не стоило протестовать из-за другого, из-за третьего… Так понемногу и вкрались предложения, пункты, публикации, параграфы, предписания, посылы, постулаты, парадигмы, изменяющие смысл и приписывающие мне то, чего я не мог и не хотел сказать. Так что, когда все завершилось, уже некоторая доля цельности и искренности была вынута из «Азбуки знаков».
Но можно было утешаться тем, что и в этом виде, она принесет свою пользу людям, для которых в противном случае она была бы недоступна. Но дело было не так. После публикации тестовой версии Сатоши отказался от всякого участия в этом деле, и цензура хозяйничала уже как ей было угодно. Цензура – это одно из самых невежественных, продажных, глупых и деспотических учреждений. Религиозные цензоры интересуются Интернетом также же, как я интересуюсь ролью мусульман в появлении Благодатного Огня, и столько же во всем этом понимают. Но! Получая хорошее жалованье за то, чтобы уничтожать все то, что может не нравиться их начальству – они сплошь и рядом пытались заменил мои мысли своими скрепами. Например, когда я говорил о распятом Христе, цензор добавлял «на кресте», т. е. как будто есть какая-то значимая разница, на чем человек принимает мученическую смерть: на кресте, на столбе или на дыбе. Приписывание мне утверждений, свойственных тем или иным ортодоксальным догматам и номинациям прошлого, я считаю одним из самых неверных и вредных действий, даже если оно совершается из самых благих побуждений. Я взрослый, самоактуализированный человек, с собственным жизненным и мистическим опытом. И в нем есть такое понятие, как самоцензура, и мне ее вполне хватает.
Я так подробно рассказал эту историю потому, что она хорошо иллюстрирует ту истину, что всякий компромисс с собственной совестью – компромисс, который делается обычно ради большего блага, неизбежно затягивает, и вместо блага, мы получаем лишь разрушение совести. И я рад, что с помощью моих русскоязычных друзей, теперь я могу исправить ту ошибку, которую сделал раньше, будучи вовлечен в компромисс с внешней цензурой и опубликовать «Азбуку знаков» именно в том виде, как она изначально задумывалась.