Два года назад мы переехали в этот дом по совету одной чокнутой бабки, знакомой Таниных родителей. Я решил: хуже не будет, да и Таня после переезда воодушевилась, ожила, стала ждать чуда. Ребёнок стал её навязчивой идеей.
Чуда не случилось. Да и странно ждать его от обычной многоэтажки. По мне, кроме чересчур улыбчивых соседей, единственная местная странность заключалась в этом ребёнке, что вечно раскатывал в лифте. Первое время я очень ему удивлялся, а потом девочка пропала. Или я просто перестал её замечать? Теперь и не вспомнить. Например, была ли она в лифте утром? Кажется, нет, но если порыться в памяти, то словно красное платье мелькает на задворках сознания.
– Тебе все безразличны! – тем временем обвиняла трубка. Таниному голосу было тесно в маленькой кабине лифта. – Эгоист! Ни во что не веришь! Тебе семья не нужна! Не нужен ребёнок! – каждая фраза ощущалась удавкой на шее.
– Нужен, – придушено выдавил я, отворачиваясь к стальным створкам и делая звук на телефоне тише. Связь была готова оборваться, слова моей Тани с трудом прорывались через пелену помех.
– Ну… кх-онечно!
– Слушай, как я устал! Ну чего ты от меня хочешь? – не выдержал. – Я, что ли, детей у Бога выписываю? Мог бы, так и сделал бы! Но не происходит так, как ты думаешь! Дети никого не выбирают! Знаешь, может тебе к мозгоправу сходить? Ты словно помешалась!
– К мозгоправу?.. Помешалась? Ты смеёшься надо мной?
– Всё! С меня хватит! Сил больше нет! – разозлился я. Меня вдруг перекосило, перечеркнуло, будто перешёл грань, увидел, как оно будет дальше. Там оказалось одно сплошное ничего. Усталость вгрызлась в виски: – Знаешь, ты права, это конец.
– Подож… – пискнула трубка, но я уже зажал кнопку отбоя и держал до тех пор, пока не потух экран.
«Вот и всё», – подумал, и в груди стало так пусто и одновременно так тяжело, что захотелось немедленно напиться. Почему-то ныли зубы, видимо, слишком сильно сжимал их, пока слушал мою Таню.
Нет. Больше не мою.
Лифт жужжал как брюхо огромной пчелы, медленно поднимался, в воздухе витал запах машинной смазки, кислого пота и горькой хлорки. Я дышал сквозь зубы, как вдруг вспомнил про девочку, обернулся.
Она, как прежде, стояла в углу, в шаге от меня. Но в её позе что-то изменилось. Голова была чуть повёрнута, словно ребёнок прислушивался.