Она так и не поняла, жив человек или мертв, когда он вдруг пробормотал, не открывая глаз:
– Господи помилуй.
– Вы живы?!
– Да… по всей видимости.
Человек открыл глаза. Взгляд у него сфокусировался не сразу.
Он несколько раз моргнул, с усилием вздохнул, посмотрел на Тонечку, перевел взгляд на Сашу и повторил:
– Господи помилуй.
И стал неуклюже подниматься.
Только теперь Тонечка обратила внимание, что он был в священническом облачении.
– Давайте-ка я вас в больничку отвезу, – проговорил человек. Стоять ему было трудновато, он, как давеча Саша, опирался рукой о стену. – Вон кровь у вас идет.
– Что случилось? – спросила Тонечка. – Вы кто?
– Отец Илларион, – спохватился человек. – Служу здесь, в храме. Вот ведь пакость какая, господи прости.
– Я на улицу выйду, – выговорила Саша. – Подышу.
Отец Илларион крепко взял ее под руку и повел. Тонечка потащилась за ними.
С некоторым трудом все трое выбрались из храма. Саша была бледной, почти зеленой, и кровь все капала.
В кустах сирени по правую руку располагались несколько ветхих лавочек, но они туда не дошли. Саша опустилась прямо на ступеньку. Тонечка пристроилась рядом с ней.
– Я сейчас посижу немного, – пробормотала Саша виновато. – И мы пойдем.
Отец Илларион, потоптавшись, тоже уселся рядом.
– В больничку надо, – заметил он. – Кровь не останавливается.
Тонечка полезла в рюкзачок, заменявший ей дамскую сумку. В Москве этот самый рюкзачок в вензелях и кренделях знаменитой французской фирмы имел большое значение, подчеркивал статус и служил предметом гордости. В Дождеве Тонечка носила его исключительно потому, что он был удобен – в него, помимо всего прочего, помещались батон, полкило колбасы и бутылка можайского молока.
Нужно чем-то остановить кровь. Прямо сейчас.
Она выхватила марлевую маску и велела Саше прижать ее ко лбу. Саша послушно прижала. Запасы пластыря у Тонечки никогда не иссякали, она то и дело стирала пятки чуть не до мяса, при этом совершенно не имело значения, новая обувь или старая!.. А мирамистин таскала с собой потому, что Родион лазал по кустам, провалившимся мосткам и развалившимся домам в поисках «красоты».
– Помогите мне, отец.
– Да, да, что нужно?
Тонечка брызгала антисептиком и отрывала куски пластыря, отец Илларион прижимал сложенную вдвое марлю к ране, и операция завершилась благополучно. Кровь перестала сочиться.