– Генри? – позвала Амелия, отставив трость и снимая пальто. Затем почти без каких-либо затруднений повесила его на старомодную вешалку для головных уборов и верхней одежды. – Генри!
Я услышал, как наверху открылась дверь, из-за которой полился звук спортивных комментариев, но он быстро оборвался. Раздались шаги, и люстра внизу ожила, омывая светом с вершины богато украшенной лестницы, вокруг которой строился дом.
Из-за угла вышел мальчик-подросток со взъерошенными рыжими кудряшками. Либо он спал, либо не любит расчесываться. На нем была черная майка «Чикаго Буллз»[4] и фланелевые пижамные штаны. Встретившись со мной взглядом, он скрестил свои тощие руки на груди и начал переминаться с ноги на ногу, явно чувствуя дискомфорт из-за нежданного гостя.
– Генри? – Амелия определенно слышала его шаги, которые резко затихли. – Генри, это Давид… э-э, Давид, я забыла спросить твою фамилию. – Она не ждала, пока я ее назову, и восторженно добавила, как мать ребенку: – Он настоящий борец, Генри! Я подумала, что тебе будет интересно с ним познакомиться.
Генри все так же оцепенело стоял на вершине лестницы. Я помахал ему:
– Привет, Генри. Я Давид Таггерт, но ты можешь звать меня Таг, – представился я. Паренек выглядел больше взволнованным, нежели впечатленным.
– Таг? – испуганно пропищала Амелия, слегка поворачиваясь ко мне. – О боже. Я не понимала… в смысле, ты Таг Таггерт! Ты сказал, что тебя зовут Давид! Я думала, что ты работаешь в баре вышибалой, который дерется в свое свободное время! Как Луи! О боже. Ты мой босс!
Амелия прижала ладони к щекам и начала делать плавные вдохи и выдохи, явно смутившись из-за того, что так фамильярно общалась со мной ранее, и я попытался сдержать смех.
– Бокс стал легальным видом спорта в 1901 году! – выпалил Генри.
– Он не боксер, – быстро пришла в себя Амелия. – Он боец ММА, верно, мистер Таггерт?
Значит, теперь я мистер Таггерт. Тут уж я расхохотался.
– Я занимаюсь кикбоксингом, реслингом, дзюдо, грэпплингом. Всем понемногу, – согласился я, продолжая хихикать.
– Порхай как бабочка, жаль как пчела, – сказал Генри и крепче сжал руки на груди.
– О, тебе нравится Мухаммед Али? – поинтересовался я.
– «Величайший», «Народный чемпион», «Луисвиллские губы», – протараторил парнишка, прежде чем развернуться и убежать дальше по коридору. Дверь за ним захлопнулась, приглушая радио, и мы с Амелией вновь остались одни в прихожей.