– Товарищ капитан третьего ранга, а я-то чего могу?
– Молодец, Матвей Идрисович, правильно мыслишь! Будешь докладывать мне обо всем, что происходит в роте.
Не дав Моте опомниться, особист подсунул ему листок.
– Вот тут распишитесь. Да, и придумайте себе псевдоним.
Мотя понимал, что, падая вниз, траекторию не выбирают. Бумажку подмахнул и, сам не зная отчего, вписал псевдоним – «Ветров».
Мотя брел по коридору, осмысливая случившееся. Возненавиживать себя он не стал, твердо решив, что ничего докладывать особисту не станет. Не по-детски был он наделен житейскою мудростью, и в восемнадцать лет глаза его были седыми.
Впереди была последняя пара, и было это занятие по физической подготовке. Бессмысленное натружение организма Мотя не любил, он точно знал: спорт – опиум для народа. Убежден был, что спортивными зрелищами, футболом да хоккеем делают из людей дураков.
Ровно в два часа дня, переодевшись в трико, курсанты построились в спортивном зале. Появился преподаватель – майор Скуратов. Со свистком на груди, спортивным шагом он подошел к строю.
– Смирно! Товарищ майор, сто тринадцатый класс для проведения занятий по физподготовке построен!
Майор прижал руки к бедрам и привстал на цыпочки.
– Здравствуйте, товарищи курсанты!
– Здравия желаем, товарищ майор!
Все было пронизано ложью, даже приветствие. На самом деле здравия майору никто не желал. Майор Скуратов в душе был изувером и спортивные снаряды рассматривал как инструмент для унижения чести и достоинства. Не столь он был озабочен физическим развитием курсантов, сколь возможностью всласть поиздеваться над безответными юношами.
Майор орлиным взглядом окинул строй.
– Вольно! Старшина, разбить класс на три группы.
Одна группа отправилась лазать по канатам, другая – на турник, а третья – на бревно.
Помогал Скуратову ассистент-подручный, не то узбек, не то нанаец. Маленькая кривоногая нехристь, готовая на все ради хозяина.
Только здесь и постиг Мотя суть услышанного когда-то на кухне: «Неограниченная власть в руках ограниченных людей всегда приводит к жестокости».
Скуратов стоял у турника. Бедный растопыря неуклюже дергался на перекладине, пытаясь изобразить подъем переворотом. Глаза майора горели садистским огоньком.
– Ну что ты там вафлей завис?! Смотри не грохнись, мамкин пирожок, отшкрябывай потом говно с палубы.