Андрей не знал, сколько времени так простоял, но в какой-то момент, слабо осознавая, зачем он это делает, на негнущихся ногах подошел к единственному в комнате окну и прижался лбом к стеклу. Окно выходило на задний двор, за которым как раз и начинался злосчастный лес, где среди деревьев он впервые увидел мертвую девочку.
И теперь она появилась вновь, только не вдали, не в лесу, а совсем рядом с домом. Она стояла, опустив руки, в своем грязном платье (небеса такие грязные, мой мальчик… такие же грязные, как ее платье), и смотрела вверх, смотрела прямо на Андрея. Сердце, до того быстро и тяжело бившееся в груди, вдруг замерло, сжавшись в болезненном спазме.
– Этого. Не может. Быть, – произнес мальчик, проговаривая каждое слово, точно молитву.
Но ведь это было, правда? Прямо здесь, прямо сейчас. Его родители сошли с ума, а мертвая девочка хотела… что? Что она хотела сделать с Андреем? Что она сделает, когда доберется до него?
Ничего хорошего, – подсказал внутренний голос. Такой яркий и громкий, какой бывает только у ребенка.
Мальчик увидел, как из черного провала – там, где положено было находиться человеческому глазу – выползла крыса. Серая, с рыжеватым оттенком, шерсть ее была сплошь покрыта какой-то зеленой слизью. Крыса перелезла на плечо девочки, а затем, взмахнув длинным хвостом, юркнула ей под платье.