– Немного потянула, – оправдываюсь я.
– Валентина Веццали, итальянка, – он говорит громко, чтобы в любой части зала его слышали, – несколько лет выступала с травмой колена и перенесла операцию на крестообразные связки. Но это ей не помешало стать одной из самых титулованных фехтовальщиц планеты. Расскажи о своих травмах Алексею Черемисинову с проткнутой рукой. Или Виктору Кровопускову. Хватит ныть. Возьми себя в руки! – Борис Анатольевич считает своим долгом воспитывать не просто учеников, а спартанцев, чья основная задача в жизни – крушить соперника. И особенно активно он воспитывал меня – я же его наследница и не имею права быть хуже.
– Так, это все. Отрабатываем, – обращается он к ученикам. – Анна, на мишень, – он не смотрит в глаза. Говорит так, между делом, занимаясь с другими учениками. Так, словно я не заслуживаю большего внимания.
«Монотонность упражнения – залог успеха!»
Я стою перед мишенью. «Монотонность упражнения – залог успеха», – я уже думаю его фразочками и делаю выпад, выпад, выпад. Ненавижу мишень, фехтование, отца, Женю – всех.
Привычный диалог отца строится на ультиматумах и угрозах.
У меня не было выбора: заняться танцами или пойти в кружок рисования. Вся моя карьера, жизнь были спланированы до моего рождения. И к реализации этого плана жестко вел отец.
«Спорт – постоянная жертва», – говорит тренер. Но кому и чему приношу жертву, если мне это не нужно? Мне не нужны медали, ленточки, грамоты. Я больше не нуждаюсь в поощрении, внимании, гордости заносчивого отца. Мне не двенадцать лет и понимаю разницу между любить и тиранить.
Тренировка со злобой обычно заканчивается в два раза быстрее.
– Анна, завтра выходной. Послезавтра…
– Отборочный, – я перебиваю отца. Его это раздражает еще больше, чем опоздания. Он уходит.
Потная одежда падает в сумку. Сижу в раздевалке и думаю про последние три своих года. Что в них было такого, чтобы я так ненавидела себя сейчас? Руки кажутся грязными.
Вонючее хозяйственное мыло скользит в моих ладонях, когда я стою над раковиной.
Снова сижу в раздевалке. Домой ехать не хочу. Просто не хочу. Мне противно. Я не знаю, зачем мне туда нужно. Звонит телефон.
– Да, мам… Привет… Давай… Куда?.. Буду через час.
Мама ушла от отца лет семь назад. Сказав, что лучше пойдет на панели работать, чем будет выслушивать его старческий гундеж. Выходила она, знаете ли, за другого человека. Собрала вещи и ушла. Просто взяла и ушла от нас. Мне было жаль отца. Но он как будто и не расстроился. Я думала, что ему не позволяет характер показывать эмоций. Но сейчас думаю, что не было их совсем, этих эмоций.