По обеим сторонам двора – квартиры на І и ІІ этажах, а одна (№1) – с улицы, вход слева от ворот. А справа – подвал, когда его вход закрыт, на него ставят маленькие скамеечки, табуретки или просто что-нибудь подстилают местные бабушки и сидят, осматривая всех проходящих, здороваясь со знакомыми и разговаривая. Этот подвал – склад продуктов, которые на телегах, запряжённых лошадьми, развозят в детсады и больницы. Квартир во дворе – около двадцати. Над воротами, с уличной стороны двора, тянется галерея с деревянными полами, на которую выходят двери нескольких квартир. Вход на лестницу, ведущую наверх, на галерею, прямо в подъезде, слева от ворот, у самого начала двора. Напротив этого входа, там же в подъезде, дверь в мастерскую по ремонту музыкальных инструментов.
Ну вот, собственно, мы и во дворе… Тополь – центр нашей композиции, как сказал бы художник. Под ним, радостно виляя хвостом, нас встречает Рябчик (светлый, почти белый, с жёлтыми пятнами, поэтому, видно, и Рябчик – рябой) – общедворовая собака. Его кормят все. Он лает или рычит, если вечером во двор заходят чужие или около ворот – пьяные. Он такой свой, понятный – неотъемлемая часть двора. Ну и как же без котов? Их множество, они имеют определённых хозяев, но, как правило, живут во дворе, только каждого кормит его хозяин. В коридор пускают зимой, в холод. И чтобы закончить с живностью: в конце двора, где сараи, – голубятня, кажется, Беляевых, кто-то из сыновей ими увлекается. Утром их выпускают, размахивая шестом с привязанной к нему тряпкой, они разлетаются по ближайшим улицам – Советской, Белинского, Рабочей, потом возвращаются.
Лето… На верёвках, протянутых через двор от тополя к стенам домов, сидит множество курдиков и стрекоз. Девочка, очень похожая на мою старшую сестру Фаину, пытается их поймать на низко опущенных верёвках, приговаривая: «Курдик, мальчик, сядь мне на пальчик». По ощущениям день летом в детстве – бесконечный, как целая маленькая жизнь. Утро долго тянется, ещё не жарко, во дворе – тени от тополя, от крыш. Слышны голоса: переговариваются женщины, не работающие где-то, домохозяйки, пенсионерки; кто-то стирает, набирает воду из колонки, а две соседки собрались идти на базар. Дети завтракают почти на ходу, хотят быстрее выскочить во двор и приступить к играм. Двор расчерчен классиками: на булыжниках – мелом, а если на земле – острой палочкой. Три девочки – Талка, Люся и Фаина – выносят кукол, одёжки, расстилают на земле под нашими окнами старое одеяло, устраивают кукольные квартиры. Выходят двое мальчишек, предлагают поиграть в жмуритки (именно так в Херсоне – не жмурки и не прятки). Тот, кто жмурится, подходит к тополю, прислоняется лбом к ладоням, ладонями – к стволу, закрывает глаза, считает: «Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать. Кто не заховался, я не виноват». Остальные в это время прячутся по всему двору, нельзя только домой забегать. Яшка увидел прячущуюся на лестнице Талку, подбежал к тополю, ударил по нему рукой и крикнул: «Дыр-дыра, Талка». Пошёл искать остальных…